Билл Флойд - Смерть стоит за дверью

— Я знаю, что вчера хотел сказать Притчет, — прошептала я.

— И что же? — поинтересовалась Кэролайн.

— Когда он сказал: «Вы теперь понимаете, что это такое», то был абсолютно прав. Я считала себя несчастной, потому что Рэнди меня обманывал, а я позволяла себя обманывать. Теперь уже не так важно, до какой степени я разрешала вводить себя в заблуждение. Мне казалось, я понимаю чувства людей, в семьи которых Рэнди принес столько горя, способна сопереживать. Чушь! Дикая чушь! Лицемерие самого низкого пошиба!

Кэролайн пыталась что-то сказать, но я резко оборвала ее:

— Нет, все это время я чувствовала свою вину, страдала из-за нее и не отказывалась от ответственности, забывая при этом о самом главном. Притчет хотел сказать, что теперь я знаю, что значит ни за что не отвечать, когда от тебя ничего не зависит. Когда с тобой что-то делают, а ты чувствуешь собственную беспомощность, и это самое страшное. А ведь Притчет и многие другие люди живут с этим чувством долгие годы.

— И что, разве стало легче оттого, что вы поняли Притчета? Или, может быть, это поможет вернуть Хейдена?

— Не знаю.

— Прекрасно знаете, что не поможет, а поэтому выкиньте все лишнее из головы и сосредоточьтесь на том, что действительно можно сделать. Если не можете уснуть, пойдемте со мной вниз и вместе разберемся в записях, сделанных во время судебного процесса над Рэнди. Я заказала копии, когда мы только начали расследовать покушение, организованное Притчетом. Возможно, удастся отыскать что-нибудь полезное.

Я, словно лунатик, послушно побрела за Кэролайн и стала читать копии, не понимая ни единого слова. С таким же успехом мне можно было дать записи, сделанные на незнакомом иностранном языке.

А в голове стучал маятник часов, которые ведут обратный отсчет жизни моего сына, в то время как кто-то подписывает ордера и приказы и согласовывает действия технических служб.

— Не знаю точно, как я их выбирал. Могу только сказать, что дело не только во внешности, хотя она тоже имеет значение. Скорее здесь действует какой-то внутренний инстинкт, когда вы встречаетесь взглядом с незнакомым человеком, и в тот же миг возникает притяжение, такая вспышка чувств. Правда, в данном случае все чувства были только с моей стороны. Во всяком случае, насколько известно мне… Я сразу выделял их из толпы. Они казались избранными, выдвигались на первый план, как будто на них падал луч прожектора.

В зале суда стояла мертвая тишина, которую нарушал только ровный голос Рэнди. Назначенные судом общественные защитники подали заявление о невиновности по причине невменяемости и дали понять, что подсудимый не будет давать показания. Однако пока Рэнди лежал в больнице, залечивая раны, нанесенные Тодом Клайном, он успел пообщаться с полицией и сделать пространное и исчерпывающее признание. Поначалу диагноз врачей был неутешительным: пришлось удалить значительную часть селезенки и не работало одно легкое. Рэнди опасался, что умрет, так и не поведав миру о своих подвигах. Адвокаты хотели выступить с ходатайством об изъятии признания, но, по слухам, Рэнди попросил их этого не делать, понимая, что наступает его звездный час. Несмотря на то что голос, записанный на цифровом магнитофоне, звучал резко и подсудимый часто прерывался, чтобы выпить воды или откашляться, было отчетливо слышно каждое слово.

В течение всего судебного процесса обвинители прокручивали отрывки из признания Рэнди, и в тот день, когда я давала показания, выбрали этот кусок. Включенный на максимальную громкость звук с металлическим звоном отскакивал от желтых казенных стен зала суда, где председательствовала Рита Оливер, грузная дама-судья с седыми волосами и проницательными голубыми глазами. Она принадлежала к типу женщин, у которых все ходят по струнке. Когда родственники жертв вели себя слишком эмоционально, Рита Оливер делала знак, и их быстро уводили из зала. Наводящие вопросы со стороны защиты и обвинения пресекались одинаково быстро и решительно. Несколько раз она беседовала с Рэнди, и даже он относился к этой женщине с подчеркнутой почтительностью. Главный обвинитель — Энтони Тернбулл — невысокий красивый мужчина чуть за шестьдесят, питал слабость к галстукам-бабочкам и держался как настоящий профессионал, несмотря на некоторую изнеженность в манерах. Он предупредил, что признание Рэнди может повергнуть меня в шок и вызовет такие же чувства у присяжных, репортеров и родственников погибших, которые собрались для прослушивания записей. Мужчины и женщины, занявшие места на скамье присяжных, вобрали головы в плечи и наклонились к громкоговорителям, которые установили по обе стороны от стола, где сидели обвинители. Во время прослушивания записей я сидела на свидетельской трибуне, тупо уставившись на свои руки.