Брэд Паркс - Ближе, чем ты думаешь

— Рад слышать. Этим мы здесь тоже занимаемся.

— Отлично, — сказала она, продемонстрировав свой пакет и аккуратно положив его на стол. — А можете ли вы в порядке исключения заняться этим срочно?

Его брови на мгновение поднялись, а затем снова опустились. — Как вам сказать, мисс Кайе. Со срочностью всегда проблемы, разве нет? Позвольте мне объяснить, как у нас все устроено тут, на западе. Может быть, вы не в курсе, но у нас…

Эми скороговоркой прервала его:

— Очередь из двенадцати сотен дел, и все они очень важны для кого-то из штата; каждый считает свой вопрос самым серьезным из всех; вам приходится соблюдать правомерность действий по отношению ко всем юрисдикциям, представители которых рассчитывают на вас в отношении судебно-медицинских услуг. Да, сэр. Я очень даже в курсе.

Быстрая усмешка промелькнула по лицу Берлсона, но потом к нему вернулась обычная маска безразличия. — Вы прямо процитировали меня, мисс Кайе.

— Знаю. Поэтому и пытаюсь убедить вас в том, что мое дело важнее любых других. Мне пришлось пренебречь заседанием Большого жюри в округе Огаста, чтобы приехать сюда и убедить вас в этом.

— Ладно. Так в чем же дело?

Вкратце, но весьма выразительно, Эми рассказала ему о человеке, который терроризировал ее округ в течение двух десятилетий, и о том, что его до сих пор не обнаружили. Затем она описала, как тщательно, по крупицам, составляла историю его преступлений и как долго ей всякий раз приходилось дожидаться результатов анализа ДНК.

— Почему я не слышал об этом? — спросил Берлсон, и его брови слились в одну белую линию.

— Потому что мой начальник боится негативной огласки, которая почти неизбежно возникает вокруг нераскрытых дел, поэтому приказал мне держать все в тайне.

— Понимаю.

— И, честно говоря, я бы не стала обращаться к вам ни по какому другому вопросу, хотя знаю, что дело об этом насильнике почти замято, и я не могу с полным основанием утверждать, что оно приоритетнее других, хотя и немаловажных расследований, которыми вы занимаетесь, — сказала Эми, позволив этому весьма разумному заявлению на секунду повиснуть в воздухе, прежде чем озвучить свои требования. — Но теперь все иначе. У меня есть человек, который удивительно подходит под все смутные описания преступника. А еще у меня есть банка газировки со следами его ДНК. У нас есть ключевое доказательство, чтобы накрыть этого ублюдка, почти не отходя от кассы.

Она пододвинула пакет с банкой спрайта поближе к нему.

— Его почерк вполне очевиден, — сказала она. — Он атакует каждые три-пять месяцев. Прошло четыре месяца со времени последнего нападения. Можно сказать, я играю с огнем.

— И если вам придется ждать пять или шесть месяцев, чтобы получить результаты, он может напасть еще на двух женщин, прежде чем вы сможете обвинить его, — сказал Берлсон.

— А теперь вы цитируете меня. Но — да, каждый упущенный день…

— Понятно, — сказал он, придвигая пакет с банкой к себе. — Посмотрим, что можно сделать.

Я уехала из Университета, полная слепой ярости вперемежку с тотальной депрессией.

Стало очевидно: Бен лгал мне. Уже несколько месяцев. Почти обо всем.

Я припомнила все разговоры, которые казались такими откровенными; весь обман, нагороженный им в попытках убедить меня, что он еще учится в аспирантуре; то, как усердно он продумывал эту грандиозную ложь.

Столь сложная проработка обмана просто потрясла меня. Потому что, когда я спрашивала его, как прошел день, он не просто врал, как дошкольник. Нет, он врал, как олимпийский чемпион по лжи.

Кремер в этом семестре поручил мне отличную группу студентов. Они действительно умеют находить связь между прочитанным в книгах и тем, что говорят им на лекциях.

А потом он немного потолковал о каком-то эзотерическом аспекте историографии, на который они наткнулись по ошибке.

Или как он рассказывал о том, насколько отвратительно подготовлены репетиторами некоторые из его подопечных, которые занимались чем-то, только с виду напоминающим настоящие исследования; как местные школы в течение четырех лет не смогли научить их ничему большему, чем тупо отвечать на вопросы тестов вместо реальной подготовки; как студенты не могли справиться ни с одним вопросом, ответ на который нельзя было найти в «Гугле»…

Я вспоминала сотни таких разговоров, и все они, по-видимому, были враньем. Неужели он выдумывал все это для того, чтобы я испытывала за него гордость? Чтобы поверила, что замужем за подающим надежды молодым ученым? Но если он хотел покончить с наукой, то почему просто не сказал мне? Неужели думал, что я не пойму? Или попытаюсь отговорить его от этого?