Антон Ульрих - Гурман. Воспитание вкуса

И все у Мясника шло хорошо, да только он очень любил подраться. Часто дело доходило до драк, когда Люка напивался по пятницам в кабачке «Лоза и лев». Правда, многие боялись Мясника за его могучую силу, передавшуюся ему от циркового борца. Он мог запросто уложить коня одним ударом кулака в бок. Обычно, когда Люка напивался и начинал буянить, усмирять его кидались сразу десяток мужчин. Но и они не всегда справлялись с Мясником. Тогда на выручку приходил кабатчик, который знал, что, если он не вмешается, Мясник разнесет всю мебель в кабаке. Кабатчик выгадывал момент, когда мужчины вдесятером висли на руках пьяного Мясника, подбегал сзади и со всего маху ударял драчуна кувшином по голове. После этого Люка успокаивался, и, бесчувственного, его относили домой. Но однажды прием с кувшином не сработал. Видимо, голова Мясника привыкла к еженедельным ушибам и отказалась отключаться. Люка стряхнул висевших на руках, схватил кабатчика и со всей силы кинул его в пылавший камин. Кабатчик влетел в камин, пробил головой каменную трубу и застрял, распространяя вокруг зловонный дух горелых волос.

Люка Мясник был первым жителем Бордо, которого увидел де Ланж, въезжая в свое интендантство. Карета с маркизом и его супругой остановилась на площади перед помостом, импровизированным эшафотом, на котором осужденного Мясника должны были клеймить и затем отправить в каменоломни. Люка возвышался над толпой зевак, стоя в одной грязной рубахе, разорванной у ворота, в ожидании, пока палач на переносной жаровне накалит клеймо, неторопливо переворачивая его в груде углей.

– Именем короля приказываю вам остановиться! – звонким голосом крикнул де Ланж, почти полностью высовываясь из окна кареты.

Этот поступок иначе как мальчишеством назвать было нельзя, но маркиз хотел сразу показать жителям главного города провинции, что к ним прибыл новый хозяин, а потому ничего иного придумать не мог, как только с ходу вмешаться в процесс казни преступника.

Все разом обернулись. Судья, сидевший в первом ряду на обитой мягким войлоком скамеечке, привстал, поправляя изъеденный молью парик фасона позапрошлой моды и подслеповато разглядывая того нахала, который посмел отменить установленное наказание. Нахал между тем уже выскочил из кареты, легко вбежал на помост, оттолкнул толстого палача, попытавшегося было загородить маркизу дорогу, и встал перед Мясником.

– Приказываю остановить казнь! Я – ваш новый интендант. Впредь ни одна казнь не будет проходить без моего на то разрешения.

Маркиз выразительно посмотрел на стоявших перед ним в первом ряду подслеповатого судью и главу городского магистрата в потертом пыльном камзоле с такими узкими отворотами, что его бы просто высмеяли в Версале. Тем ничего не оставалось, как поклониться новому интенданту и представителю короля.

Жоржу были абсолютно безразличны судьбы осужденных, но он не смог придумать в тот миг ничего более подходящего для демонстрации власти.

Мясника препроводили обратно в тюрьму, чем он был весьма доволен, а через неделю маркиз де Ланж лично подписал его освобождение. С того дня Люка Мясник стал служить у маркиза и вскоре сделался его телохранителем и правой рукой во всех делах, угодных и неугодных Господу. Он, видя в Жорже своего спасителя, так как с каменоломен еще никто не возвращался, был тенью маркиза, всегда готовый грудью защитить своего господина и исполнить его малейшее желание. Летиция поощряла этот союз, считая, что так ей будет спокойнее за обожаемого супруга.

Когда родился Антуан, маркиз подвел Мясника к колыбели и показал ему на сына:

– Смотри, Люка, вот твой маленький господин. Поклянись, что будешь служить ему так же верно, как и мне.

Мясник, неуклюже крестясь, глядя влюбленными глазами на младенца, улыбавшегося во сне беззубым ртом, произнес слова клятвы. Вечером того же дня он сильно напился в кабаке, но драться по уже установившейся привычке не стал, а лишь смотрел вокруг себя мутными от алкоголя и счастливыми глазами, словно он увидел нечто прекрасное. Сидевшие за соседним столиком пьянчуги удивленно косились на Мясника, а у того в памяти стоял образ улыбающегося во сне младенца, красивого, как ангел небесный.

Обычно после родов внешность женщины меняется к худшему, но Летиция оставалась все такой же изящной, грациозной и красивой, какой и была, лишь только бедра немного округлились. А вот маркиз сильно изменился, и не только внешне, но и внутренне. Так как супруга почти все свое время уделяла ребенку, Жорж, предоставленный самому себе, стал все больше предаваться забавам и утехам сомнительного свойства.