Бренда Новак: Ее худший кошмар

Теперь его охраняли четверо надзирателей вместо обычных двух. Держа его за плечи, чтобы он не упал, поскольку на ногах у него все еще были кандалы, они втащили его в изолятор, напротив кабинета Эвелин. Гарза продолжал бесноваться, угрожая разорвать на клочки любого, кто к нему приблизится.

— Я не останусь в этой дыре! — кричал он. — Вы все подохнете, если мне хоть что-то сделаете! Вы слышите?

— Может, отвести его в камеру? — спросил Гленн Уиткомб. Очевидно, надзиратель сомневался, что для Эвелин будет от Гарзы какой-то толк, когда тот в таком состоянии. Она была вынуждена согласиться с Гленном. Она уже собралась предложить надзирателям забрать пациента и дать ему возможность остыть. Но тут до Гарзы дошло, что она находится по другую сторону стеклянной перегородки. Он тотчас умолк и успокоился.

— Кто ты? — Он, словно ястреб на жертву, пристально уставился на нее, и его темные глаза сверкнули безумием.

Первое, что она заметила, так это что глаза эти были слишком близко посажены, нос слегка кривоват, а широкое лицо почти начисто лишено подбородка. Редкая бороденка или чуть более длинные волосы на макушке сделали бы это менее заметным. Но с его обритой головой…

Тем не менее она не назвала бы его уродливым — обычная, заурядная внешность. Готовая к тому, что их первая встреча обернется именно так, Эвелин постаралась придать лицу спокойное выражение. Она не могла, да и просто не смела показать этому типу, что он заставил ее нервничать. Если он считал, что первым попытался ее запугать, то, увы, он ошибался. Даже резкий поворот в поведении не стал для нее неожиданностью.

Порой обитатели Ганноверского дома напоминали ей актеров в спектакле, — так быстро и легко им удавалось входить и выходить из образа, который казался им наиболее подходящим.

— Ах, все-таки вы вменяемы, — произнесла она. — Так что же вы пытались делать, мистер Гарза? Предупредить нас, что с вами шутки плохи?

Он не ответил на вопрос.

— Кто ты ?

Она надела очки, которыми пользовалась чтобы не утомлять глаза, и сделала пометку в сопроводительных документах. Низкая переносимость фрустрации. Возможно, дезорганизованный «актер», и все же… Кажется более расчетливым. Агрессивен, когда боится, или неуверен, или столкнулся с незнакомым стимулом …

— Эй! Я задал тебе вопрос! — Он почти потащил за собой надзирателя, чтобы шагнуть ближе к стеклянной перегородке.

Охранники начали оттаскивать его назад, желая показать, что ему лучше вести себя смирно. Похоже, они уже были злы на него. Одного из их коллег-надзирателей доставили в медпункт со сломанным носом — Гарза боднул его головой. Однако Эвелин отложила блокнот и жестом велела отпустить Гарзу. Она здесь для того, чтобы изучить пациента, а не наказывать его. Это различие было важно для нее самой.

— Я ваш новый врач.

— Нет, ты моя новая жертва, — возразил Гарза. Он издал чмокающий звук и осклабился, обнажив сломанные передние зубы — результат его попытки грызть стену из шлакобетона в его последней тюремной камере.

Эвелин сделал вид, что пропустила его угрозу мимо ушей.

В целом, учитывая, какими страшными и откровенными подчас бывают заключенные, она неплохо справилась с тем, что услышала. Когда имеешь дело с самыми страшными преступниками Америки, легко можно ожидать любых угроз. Обычно их поведение было ей понятно, даже если понимание не равнялось оправданию. Многие из мужчин, с которыми она сталкивалась, пытались заполучить контроль в мире, где они ничего не могли контролировать, внушая страх другим людям. Это в какой-то степени давало им силу. Иногда они угрожали ей просто потому, что хотели, чтобы их презирали, коль ими больше нельзя было восхищаться, им же хотелось хотя бы что-то представлять собой .

Но даже покинув вечером Ганноверский дом, Эвелина не смогла стереть из памяти образ Энтони Гарзы и его злобную ухмылку. Не исключено, что он единственным известным ему способом демонстрировал свое несогласие с переводом в другое место, однако Эвелин почему-то была убеждена, что в брошенной им фразе про «новую жертву» кроется нечто большее, нежели просто желание ее напугать.

Что-то в нем самом и в их коротком общении подтверждало подозрения, возникшие у нее, когда его дело впервые попало к ней на стол. Возможно, он убил стольких женщин, на которых был женат, с тем, чтобы избежать процедуры развода, из мести за то, что они собирались оставить его, или же ради той небольшой суммы страховки, которую он надеялся получить. Но в душе он был садистом-убийцей, отнимавшим человеческие жизни просто из удовольствия. Это заставило ее задуматься: что, если ли он убивал и других женщин, а не только тех трех?