Джеймс Паттерсон - Розы красные

Я показывал мальчику разные цветы, разговаривал с ним, продемонстрировал ухоженную зеленую лужайку и плакучую иву, а потом ненавязчиво обратил внимание маленького Алекса и на синее небо, и на заходящее солнце. Потом я попробовал показать ему, как мы с ним похожи: какие у нас одинаковые носы, глаза и губы. Каждую минуту я останавливался, чтобы чмокнуть Алекса в щечку или в шею или просто в макушку.

– Понюхай, как пахнут розы, – шепнул я.

Через несколько минут из дома быстрым шагом вышла Кристина. По ее виду я сразу понял, что она хочет сказать мне что-то важное. За ней семенила ее сестра Натали. Зачем? В качестве охраны? У меня мелькнуло такое чувство, что они сейчас вдвоем набросятся на меня.

– Алекс, нам надо поговорить, – без предисловий начала Кристина, едва приблизившись ко мне. – Натали, ты не могла бы заняться ребенком пару минут?

Я неохотно передал малыша Натали. Впрочем, у меня не оставалось никакого выбора. Слишком сильно изменилась Кристина за последние месяцы. Иногда мне даже казалось, что я вообще никогда и не знал ее. Наверное, все это происходило из-за ее повторяющихся кошмаров. Похоже, ей до сих пор не стало лучше.

– Мне надо выяснить кое-что. И, пожалуйста, ничего мне не говори, – сразу же предупредила меня Кристина.

Я прикусил язык. Вот именно такие отношения продолжались между нами уже который месяц. Я заметил, что глаза у Кристины покраснели. Очевидно, она только что плакала.

– Сейчас ты занимаешься очередным расследованием убийства, Алекс. Наверное, это хорошо. Ведь это твоя жизнь. Очевидно, ты очень способный детектив.

Я не мог дольше молчать:

– Я же предлагал бросить работу в полиции и заняться частной практикой как психолог. Я сделаю это, Кристина.

Она нахмурилась и отрицательно покачала головой:

– Это такая честь для меня!

– Я не собираюсь с тобой бороться. Ну, прости, что перебил тебя. Продолжай, пожалуйста.

– В Вашингтоне у меня больше нет никакой жизни. Я постоянно чего-то боюсь. Вернее, не боюсь, я нахожусь в каком-то ошеломленном состоянии, как в ступоре. Я даже возненавидела свою школу. У меня такое ощущение, что кто-то отобрал мою жизнь. Сначала у меня отняли Джорджа, потом эта история на Бермудах. Теперь мне страшно даже подумать о том, что в один прекрасный день Шефер все-таки доберется до меня.

Я снова не выдержал:

– Он не посмеет явиться сюда, Кристина.

– Не говори так! – Она повысила голос. – Ты же ничего не знаешь! Так какое право ты имеешь утверждать, что он не придет за мной?!

Я почувствовал, что в легких у меня кончается воздух. Пока я еще не догадывался, куда клонит Кристина, но было ясно, что она находится на грани нервного срыва. Все мне сейчас напоминало ту ночь, когда ей вдруг показалось, что Шефер явился прямо к ней в спальню.

– Я уезжаю из Вашингтона, – внезапно заявила Кристина. – Я уеду сразу после того, как закончится учебный год. Я не хочу, чтобы ты знал, где я буду жить, потому что мне не нужно, чтобы ты начал разыскивать меня. Пожалуйста, Алекс, не пытайся быть в отношении меня детективом. Или, тем более, психиатром.

Я не верил тому, что слышу. Я не ожидал от нее ничего подобного. Я просто стоял перед ней и не находил слов. Никогда еще я не чувствовал себя таким опустошенным и одиноким. Внутри меня будто все похолодело.

– А что будет с малышом? – наконец, придушенным шепотом выдавил я, удивившись этому неестественному хрипу.

Неожиданно ее красивые глаза наполнились слезами. Кристина начала всхлипывать, тело ее содрогалось, но ей никак не удавалось совладать с чувствами:

– Я не могу взять Алекса с собой. Не теперь, пока я еще в таком состоянии. Ему пока что придется остаться с тобой и Наной.

Я хотел было что-то сказать, но ни звука не вырвалось из моего горла. Кристина несколько секунд смотрела мне в глаза. Ее взгляд был грустным и смущенным.

Было видно, какую боль она сейчас испытывает. Потом она повернулась и зашагала к дому. Через пару минут она скрылась внутри него.

Я сердился и грустил одновременно, но старался никому не показывать своего настроения: ведь это только еще больше усложнило бы мое положение. Как говорится: «Врач, исцелись сам».

В воскресенье утром в церкви я встретился со своим психиатром Аделью Файнелли. Мы вместе с семьями посещали девятичасовую проповедь. На этот раз мы решили отойти в задние ряды, чтобы иметь возможность перекинуться парой фраз. Скорее всего, Адель заметила тревогу в моих глазах, это не ускользнуло от нее. Она очень внимательный врач: мы знакомы с ней почти четыре года.