Ирина Глебова: Оборотень

Радостное, лихорадочное и чуть-чуть тревожное предчувствие будоражило Лунёва. Он вдохнул утренний, но уже слишком тёплый воздух, мимоходом подумал: «Нет, опять гроза прошла стороной». И пошёл вдоль дома, за угол, к трамвайной остановке.

Мимо легко, бесшумно скользнула красивая машина: плавные, как у ракеты, обтекаемые формы, матово-серебристый цвет, затемнённые окна. «Корветт» замедлил ход, и Игорь непроизвольно оглянулся: к кому же такой красавец? Но тут машина остановилась, распахнулась дверца, и девушка — узкие джинсы, длинные русые волосы на плечах — бросилась к нему:

— Игорь! Игорь!

Лёгкие руки обхватили его за шею, губы прижались к щеке, а глаза — счастливые, смеющиеся, блестящие, — оказались прямо напротив его глаз. Он растерялся, но она отстранилась, держа его за плечи, смотрела неотрывно, смеялась, теребила:

— Ну узнавай же, узнавай! Я ведь сразу тебя узнала!

И вдруг такой свежестью дохнуло на Игоря, словно хлынул долгожданный дождь.

— Даша! — воскликнул он. — Боже мой, Дашенька!

Она вновь на секунду прижалась к нему, вновь отстранилась и смотрела, смотрела… Словно вспоминала, или сравнивала. Краем глаза Игорь видел сквозь распахнутую дверцу машины, как крутоплечий парень за рулём, слегка повернув голову, глядит на них.

— Это сколько же мы не виделись, малышка? — Игорь провёл рукой по её пушистым волосам, и она вдруг таким забыто-знакомым движением потёрлась щекой о его ладонь.

— Одиннадцать, Игорь, одиннадцать лет.

— С ума сойти! И ты меня сразу узнала?

— А ты не изменился. Такой же — самый лучший и красивый!

Они оба рассмеялись. Это тоже была фраза из прошлого — игоревых девятнадцати и дашуткиных пяти лет. Игорь наконец опомнился.

— Какими судьбами ты здесь, Дашенька, и откуда?

— Да всё оттуда же, из заграничной глубинки. Из Женевы. А сюда — к бабушке на каникулы. Ты не забыл: у меня ведь здесь бабушка живёт!

Точно, в соседнем подъезде жила Мария Александровна. Первые года два после отъезда Дашиных родителей и самой девочки Игорь ещё забегал к ней. Но это было так давно! Теперь, встречая старушку, он просто здоровался с ней, как с другими соседями. Спрашивать у неё, как поживает её сын, не имело смысла: Глеб вёл одну из самых популярных телепередач из-за рубежа — «Европейский круиз», и видеть его можно было еженедельно.

— Пойдём со мной, Игорь, пойдём к бабушке!

— Я на работу, малышка. Я ведь, знаешь ли, работаю.

— Да, я знаю, где ты работаешь… И что делаешь… И как живёшь… Ладно, я тебя подвезу! Садись.

Девушка подтолкнула Игоря к машине, скользнула на заднее сидение, потянула его за собой. Мимоходом кивнула на водителя:

— Это Шурик, мой приятель, здесь по делам фирмы своего отца. Поехали… прямо, на проспект и за мост!

На полу стояла красивая спортивная сумка. Игорь удивлённо вскинул брови:

— Ты что, у бабушки ещё не была?

— Нет, только приехала. А-а, ерунда, успею!

Она взяла Игоря за руку, и от прикосновения её тёплой ладошки он вздрогнул. И вдруг ясно ощутил, как не хочется девушке расставаться с ним. В тот же миг она произнесла:

— Я ведь всё так же тебя люблю, Игорь.

«Я тоже тебя люблю, детка», — хотел ответить он и уже повернулся к ней. Девушка смотрела на него серьёзно и счастливо, не отрывая взгляд, подняла его руку, вновь прижалась щекой. И Игорь наконец-то по-настоящему понял, что Дашеньке не пять и даже не девять лет. Двадцать…

Игорю было девятнадцать, когда он познакомился с Дашиным отцом Глебом Елисеевым. Давно знал, что в соседнем подъезде живёт самый известный в городе тележурналист, ведущий отличной публицистической программы «Двенадцать без пяти». Но ведь не подойдёшь, не скажешь: «Здравствуйте, я ваш будущий коллега…» Можно было бы и так, но Игорь стеснялся. Боялся холодно-вежливой улыбки. И вообще, быть навязчивым унизительно. Но на третьем курсе практика у Игоря оказалась на телестудии, и он попал в редакцию Глеба Елисеева.

— Ну что, практикант, поехали? — сразу же предложил Глеб Алексеевич. — Сюжет печальный, но интересный.

Они снимали на кладбище, сначала официальные братские могилы — заботливо ухоженный показательный мемориал. А потом — в другом конце — заброшенные и заросшие могилы, где с трудом на деревянных досках или остатках памятников можно было прочесть фамилии и надписи: «фронтовик», «участник войны», «офицер запаса»… Когда съёмки закончились, Игорь отозвал Елисеева в сторону и показал живописную картинку: четверо молодых ребят-могильщиков у вырытой ямы ожидали, видимо опаздывающую похоронную процессию. Двое курили, что-то обсуждали, похохатывая, один лежал на чёрной свежевырытой земле, смотрел в небо, а четвёртый сидел на краю развёрстой могилы, свесив ноги и сосредоточенно глядя туда, в глубину… Эту великолепную сцену быстро сняли и потом она стала началом другого сюжета. А Игорь и Глеб Алексеевич с этого первого совместного выезда хорошо подружились, хотя, конечно, со стороны Игоря дружба была почтительной, а со стороны Елисеева — покровительственной. Но лишь через две недели, после поздних съёмок, телевизионный автобус развозил бригаду по домам. В родном дворе затормозил. Елисеев махнул рукой: «Пока, ребята!», и спрыгнул с подножки. Игорь — следом. Тот удивился: