— Да нет же, о Господи, нет, черт возьми! Все записано в наших ежедневных отчетах. Дело о похищении закрыто! И все тут! До свидания, детектив Кросс!
И Чакли повесил трубку.
Весь этот разговор показался мне очень странным. Неизвестный наблюдатель завладел всеми моими помыслами. Это — потерянная нить, слишком важная, чтобы проигнорировать ее. Нужно поговорить с Джеззи о Майке Дивайне и Чарли Чакли, об их ежедневных отчетах. Тут дело нечисто: они явно что-то утаивают.
Весь день мы с Джеззи пробыли в ее домике на озере. Ей нужно было выговориться, поведать о том, как она переменилась, что узнала о самой себе в дни своего добровольного одиночества. И здесь, в Непонятно Где, произошли два очень странных события…
В пять утра мы выехали из Вашингтона и к половине девятого добрались до озера. Было уже третье декабря, но погода напоминала октябрьскую: воздух прогрелся до семидесяти градусов (по Фаренгейту), с гор поддувал освежающий ветерок. Над водой резвились десятки всевозможных птиц. Отпускники давно уехали, так что озеро было в нашем полном распоряжении. Около часа мы гоняли на моторной лодке, ее рев пробуждал ассоциации с автомобильными гонками. Нас было двое в лодке и на всем озере.
По обоюдному согласию мы не стали сразу же обсуждать серьезные проблемы, выкинув временно из головы Дивайна, Чакли и последние теории насчет похищения. Вторая половина дня была посвящена восхитительному путешествию по еловому лесу. Мы побрели вдоль кристально чистого ручья, терявшегося где-то в горах. Джеззи была прелестна без косметики и с развевающимися волосами. На ней были джинсовые шорты и спортивная толстовка с лейблом университета Вирджинии. Ее голубые глаза сочетались с небесной синевой.
— Я уже говорила, что узнала многое о себе, Алекс, — делилась Джеззи в то время, как мы все дальше углублялись в лес. Она говорила по-детски тихо и мягко.
Я внимательно вслушивался в каждое слово, желая узнать о Джеззи все.
— Я расскажу о себе. Именно сейчас, когда я готова к разговору, я скажу тебе, как и почему, и прочее.
Я кивнул.
— Мой отец… Он был неудачник. Он мог бы преуспеть, если б захотел, но он родился в лачуге, и это наложило на него неизгладимый отпечаток. Он постоянно во что-нибудь влипал из-за своего негативного отношения к окружающему его миру. При этом его не волновало, каково приходится мне или матери. Когда ему было уже за сорок, он стал заядлым пьяницей. Так и окончил свои дни — без единого друга и фактически без семьи. Мне кажется, именно поэтому он и наложил на себя руки. Он покончил самоубийством, Алекс! Он сделал это в своей машине. Никакого сердечного приступа не было — это ложь, сочиненная мной для колледжа.
Дальше мы побрели молча. До этого Джеззи лишь раз или два упоминала о своих родителях. Я знал, что они алкоголики, и никогда не подталкивал ее к этим разговорам, в основном потому, что ничем не мог помочь. Я полагал, что она заговорит о них сама, когда сочтет нужным.
— Я не хотела быть неудачницей, как мои родители. А они именно такими себя и видели. Они так и разговаривали. У них всякое самоуважение отсутствовало. Я не могла себе позволить быть такой.
— А кем ты их видела?
— Неудачниками, думаю. — По ее губам скользнула виноватая улыбка — болезненная и честная. — При этом оба были невероятно умны и эрудированны. Они знали все обо всем, прочитали все на свете книги. Умели поддержать разговор на любую тему. Вот ты бывал когда-нибудь в Ирландии?
— Я был однажды в Англии, по полицейским делам. Это единственный случай, когда я посетил Европу. Вообще, у меня нет средств на такие поездки.
— В некоторых ирландских деревнях люди умеют поразительно четко и грамотно выражать свои мысли, но при этом живут в дикой бедности. Это «белые гетто». Там каждый третий дом — кабак. В этой стране тоже полно образованных неудачников. Я не хотела стать такой. Я уже рассказывала об этом моем кошмаре. Поэтому я так училась в школе. Мне нужно было во всем быть первой, не важно, какой ценой. Затем — в министерстве финансов. Я быстро продвигалась и была довольна своей карьерой и жизнью в целом.
— Но после дела о похищении тебя сделали козлом отпущения и ты перестала быть «отличницей».
— Именно так — со мной покончено. Агенты принялись судачить за моей спиной… Итак, я бросила службу. Мне не оставили выбора. Конечно, все это дерьмо. Жуткая несправедливость. Вот я и приехала сюда — разобраться в себе. Мне нужно было это сделать самостоятельно.
Читать дальше