Джеймс Паттерсон - Джек и Джилл

Он собирался запечатлеть на пленку как можно больше из того, что должно было произойти. Так делается история. Действительно история: Америка конца столетия, Америка конца эпохи, Америка своего собственного конца.

Без четверти двенадцать он вошел в дом через служебный вход, где воняло мочой, пылью и плесенью. Он поднялся пешком на четвертый этаж, где у сенатора располагалась его столичная квартира: небольшой кабинет, одновременно служащий и любовным «гнездышком».

До полуночи оставалось еще десять минут, а Сэм уже стоял перед дверью с номером 4-J. Время его пока не поджимало, и все шло так, как он планировал.

Полированная дверь из красного дерева распахнулась прямо перед его носом.

Он уставился на светло-пепельную блондинку, худощавую, но с великолепной фигурой. С близкого расстояния она выглядела несколько простоватой, не так, как издали. Это была та же прихрамывающая женщина, которая приехала на синем «ягуаре» вместе с Фитцпатриком.

Золотая заколка в ее волосах и такой же галстук (этакая львица после посещения музея Современного искусства в Нью-Йорке) являлись единственными предметами туалета, скрывавшими ее ослепительную наготу.

— Джек, — прошептала она.

— Джилл, — улыбнулся он в ответ.

В совершенно другой части Вашингтона, в абсолютно ином мире, другой будущий убийца затевал не менее страшную игру. Убежищем ему служили несколько высоких сосен и кряжистых старых дубов в глубине Гарфилдского парка. Он устроился поудобней в некоем подобии шалаша, образованном нависающими ветвями деревьев и густыми зарослями кустарника.

— Пора бы заняться делом, — еле слышно прошептал он, хотя в этом глухом и тихом уголке не было видно ни единого человека. Того, кто скрывался в зарослях, ожидало, как он сам думал, увлекательнейшее приключение. Плод его безудержной фантазии. Он верил в это всем телом, сердцем и тем, что еще оставалось от его души.

Усевшись, скрестив ноги, прямо на сырую траву, человек принялся заниматься своим лицом и прической. В его голове, словно пропущенная через мощные колонки, грохотала мелодия рок-группы «Хоул». Вещица была хороша, и он любил ее до смерти. Изменить свою внешность до неузнаваемости, в сущности, являлось для него пустяком, зато давало возможность легко скрыться. Но, Бог мой, от кого ему нужно было прятаться?!

Закончив с маскарадом, он выступил из тени деревьев. Человек громко расхохотался, он сегодня с утра буквально лопался от смеха. Его затея была настолько глупа, что казалась просто восхитительной. Ему припомнилась старая дурацкая шутка:

Розы — красные, Фиалки — голубые. Я шизофреник. И я тоже.

Круче крутого!

Сейчас он действительно выглядел старой и потрепанной бездомной задницей. Этакий безнадежный, отживший свое, пердун. Совершенно убогий тип, прямо как из песни «Акваланг». Из гримерного набора для актеров он выбрал седой растрепанный парик и неопрятную клочковатую бороду цвета «соли с перцем». Возможные ошибки его актерского мастерства легко скрывал бесформенный балахон с огромным капюшоном.

На спине его наряда красовалась выцветшая надпись: «Счастье, счастье. Радость, радость».

«Какое же невероятное, умопомрачительное приключение сейчас произойдет, — ликовал он в душе. — Счастье, счастье. Радость, радость. В этом-то и весь кайф!»

Парадоксальность предстоящего буквально разрывала его на части.

Будущий убийца зашагал через парк, все более и более увеличивая темп. Вскоре он почти бежал, направляясь к притоку Потомака речке Анакостия.

Постепенно пустынная местность оживлялась: появились прогуливающиеся бродяги, влюбленные парочки, городское хулиганье и еще Бог весть кто. Преобладали чернокожие, что, впрочем, было в порядке вещей. Даже, пожалуй, к лучшему. В Вашингтоне к черным относились наплевательски. Таков уж непреложный факт.

— Акваланг, акваланг… — мурлыкал он себе под нос старый мотив в стиле рок-н-ролл, продолжая вышагивать дальше. Песенка действительно была древней и принадлежала незабвенной группе «Джетро Талл». В его голове, даже во время сна, продолжала звучать рок-музыка. Наушники, на все времена. Богом данные стереонаушники. Он помнил почти всю историю рок-н-ролла наизусть. Если бы случайно или насильно ему пришлось выслушать другую музыку, она оставила бы его совершенно равнодушным.

— Круче крутого! — вновь рассмеялся человек. И впрямь, настроение у него сегодня было преотличное. Все предстоящее вызывало у него эйфорию, истому и сладостное легкое головокружение. Самое лучшее время и, одновременно, самое поганое. Лучшее и поганое, поганое и еще поганее?