Рэймонд Чандлер: Женщина в озере

Через полчаса – я успел истребить три-четыре сигареты – дверь рядом со столом мисс Фромсет открылась, и вышли два улыбающихся господина. Третий придерживал перед ними дверь и тоже улыбался. Они сердечно потрясли друг другу руки, потом первые два прошли через приемную к выходу. Хозяин уронил с лица улыбку и немедленно принял такой недоступный вид, словно вообще никогда в жизни не улыбался. Это был долговязый молодой человек в сером костюме, с выражением на лице, говорившим: «Знайте, я не потерплю никаких глупостей!»

– Звонил кто-нибудь? – спросил он резким начальственным тоном.

Мисс Фромсет ответила нежным голоском:

– Нет, но вас дожидается мистер Марлоу. Ему необходимо с вами поговорить. От лейтенанта Мак-Ги. По личному делу.

– Никогда о таком не слышал, – недовольным тоном заявил долговязый. Не повернувшись в мою сторону, он взял визитную карточку и ушел с нею в свой кабинет. Дверь за ним закрылась. При этом пневматический механизм для закрывания двери издал тихое протяжное «пфююю»...

Мисс Фромсет одарила меня сладкой улыбочкой, которую я немедленно возвратил ей в виде довольно нахальной ухмылки. Истребил еще одну сигарету.

Снова потянулись минуты. Я чувствовал, что постепенно начинаю всем сердцем прирастать к компании «Гиллерлейн».

Спустя десять минут дверь открылась. Долговязый вышел снова, на этот раз со шляпой на голове, и прорычал, что отправляется к парикмахеру.

Энергичным спортивным шагом он направился к двери, но на полпути резко повернулся и подошел к моему креслу.

Он был шести футов и двух дюймов ростом и казался похожим на стальную пружину. В серых глазах поблескивали холодные искорки. Элегантный шерстяной костюм в тонкую светлую полоску сидел на нем отлично. Все его манеры возвещали о том, что с этим джентльменом не дозволяется обращаться запросто.

Я встал.

– Вы желали говорить со мной? – пролаял он.

– Да. Если, конечно, вы и есть мистер Кингсли.

– А кем, черт побери, я еще могу быть?

Не мешая ему получать удовольствие от разыгрываемой роли, я протянул теперь другую визитную карточку, на этот раз – с моим фирменным знаком в углу. Он мрачно посмотрел на нее.

– Кто это – Мак-Ги? – набросился он на меня.

– Такой же человек, как вы и я.

– Вот это мне нравится! – заявил он и оглянулся в сторону мисс Фромсет, которая явно получала удовольствие от этой сцены. Она прямо-таки наслаждалась происходящим. – А больше вы ничего не можете о нем сообщить?

– Конечно, могу. Его прозвище «Фиалка Мак-Ги». Это потому, что он вечно жует пастилки от кашля, которые пахнут фиалками. Такой высокий мужчина, с мягкими седыми волосами и красивым маленьким ртом, прямо как у ребенка.

Когда я его в последний раз видел, на нем был темно-коричневый костюм, коричневые ботинки с широкими носами и серая шляпа. Он курил пенковую трубку.

– Ваш тон мне не нравится! – заявил мистер Кингсли голосом, которым можно было бы колоть грецкие орехи.

– Это неважно, – сказал я. – Я им не торгую.

Он откинул голову, как будто ему под нос сунули протухшую селедку.

Потом, помедлив, повернулся ко мне спиной и бросил через плечо:

– Даю вам три минуты. Один бог знает – почему! Пройдя мимо стола мисс Фромсет, он рывком открыл дверь, так что она качнулась мне прямо в лицо. Это тоже очень понравилось мисс Фромсет, хотя на этот раз мне показалось, что в самой глубине ее глаз притаилось лукавое выражение.

Кабинет мистера Кингсли обладал всем, что только можно требовать от кабинета. Он был просторный, неярко освещенный, спокойный, с кондиционированным воздухом. Окна без перемычек, из цельных стекол, и полуприкрытые жалюзи препятствовали вторжению июльской жары. Серые портьеры гармонировали с плотным серым ковром. В углу стояли массивный серебряно-черный сейф и стеллаж со скоросшивателями. На стене висела большая цветная фотография, изображавшая пожилого господина с крючковатым носом и бакенбардами. Между остро отогнутыми уголками воротничка виднелся кадык более массивный, чем у иного человека подбородок. Табличка под портретом возвещала: «М-р Мэттью Гиллерлейн, 1860-1934».

Быстрым твердым шагом Деррис Кингсли обошел вокруг письменного стола, который несомненно стоил своих восьмисот долларов, уместился в объемистом кожаном кресле и взял сигару из ящичка красного дерева с медными уголками.

Он неторопливо обрезал кончик сигары и прикурил от стоявшей на столе массивной отделанной медью зажигалки. Затем откинулся в кресле, выпустил клуб дыма и сказал: