Кирилл Казанцев - Бункер разбитых сердец

– Как это? Без суда? Без следствия? Просто так расстрелять?! Вот тут, в собственном нашем доме? – изумилась она.

– Именно так, дорогая моя. А пятого июля, вот совсем уж недавно, имел место быть Всероссийский съезд Советов. Там-то вполне официально и одобрили предложение некоего товарища Свердлова о начале массового… заметьте, тетя, массового красного террора по отношению к врагам советской власти. А мы с вами кто? Как раз и есть эти враги. Вот наш земляк Аркадий и активизировался. Понимаете? Хорошо, если по собственному разумению. А если по указанию руководства из города?

– А есть ли разница? – все более вникая в слова Анны, со страхом в голосе спросила Лидия Васильевна.

– Ну, разумеется. Вы сами подумайте. Что, если он получил определенный приказ?

– Какой же?

– Да какой угодно. Расстрелять, сослать в Сибирь, еще раз раскулачить. Мало ли против нас найдется мер. Вот как говорит все тот же главарь банды, как вы метко изволили выразиться: «Главные враги социализма – богатые и жулики. И с ними надо расправляться без колебания и сентиментальничанья».

– А мы кто? Богатые или жулики? – без тени улыбки подметила Лидия Васильевна.

– Это уж не нам решать, поверьте.

– Но откуда? Откуда ты так хорошо обо всем осведомлена, Аннушка? Я, право, диву даюсь.

– А вы побольше Владимира Спиридоновича слушайте. А то вы вдруг совсем не вовремя стали интересоваться бульварными романчиками о любви. Вот вы там в своей светелке зачитываетесь до утра. Зря только керосин жжете. А мы тут на веранде разговариваем, спорим, решаем многое и насущное, – нравоучительно заговорила она, наливая себе в опустевшую чашку холодную заварку.

– А папенька ваш, Владимир Спиридонович, откуда все так знает?

– Вы сейчас со мной разговариваете, как тайный агент, тетя. Словно пытаетесь выведать ценные сведения для той же ВЧК, – усмехнулась Анна. – Просто он образованный и политически грамотный человек. И уж интересуется он всем этим не ради праздного любопытства. А дабы быть начеку и спастись вовремя, если, конечно, представится возможность. Вы думали, если у нас дом забрали и немного побрякушек, то мы для большевиков – честные труженики? Картошку вот тут сажаем, воду из колодца носим и сахар теперь у нас лишь по праздникам. Как бы не так, сударыня.

– Кстати, о сахаре, скоро ведь Наталья Алексеевна приедет. Надо бы сготовить что-нибудь, – подняла кверху пальчик Лидия Васильевна, и Анне стало понятно, что политическая тема ей надоела. – Так что съестного мы сегодня подадим твоим родителям?

– Что хотите, – безучастно произнесла Анна, так и не отпив налитого себе чаю, – Хоть бы и суп грибной.

– В который раз-то уж?

– Ах, оставьте тогда на свое усмотрение, – отмахнулась она и, сбежав со ступенек веранды, вернулась к картофельному полю. Пусть тетка сама попробует управиться с обедом.

Тем временем Аркадий Самохваленко уже довольно угостился мутным самогоном. Августовское солнце хоть и клонилось к закату, но было еще довольно жарким. И потому молодого чекиста здорово разморило. Обнимая за широкую спину Катерину, он периодически называл ее Анной. Та перестала его бесполезно поправлять и уже не обижалась. Только гоготала весело и подпевала с бабами частушки.

Через некоторое время совершенно пьяный Аркадий, грубо подвинув Катерину, перекинул ногу через длинную лавку и вылез из-за стола. Шатаясь, направился в хату. В сенях черпнул ковшом из ведра холодной колодезной воды. Жадно наглотался. Немного полегчало. Ввалился в горницу. Там мать доставала из печи только что запаренную репу. Он с детства ее терпеть не мог. Особенно запах. Додумалась же именно к его приезду это наварганить!

– Мамаш! Ты чаво?.. Зачем ты ее?.. – пробубнил Аркадий и рухнул на топчан, застеленный лоскутным одеялом.

– Вот и правильно. Ты бы поспал, сынок. Умаялся совсем. Все работаешь да работаешь. Совсем иссох уж, – закудахтала мать.

– Не-а… Ты вот чаво… Это, Катьку сюда позови, – промычал Аркадий в подушку, засыпая.

– Ишь ты, чаво удумал, охальник. Тебе тута, чай, не дом свиданок, – тихо возмутилась женщина, прислонив к печи ухват. – Вот я ща тя этим-то оглажу, взавместо Катерины. Ох, женился бы уж. Пора уж. А на што те ента потаскуха-то? Э-эх, – с надрывом вздохнула она и понесла во двор чугунок с репой, обернув его вокруг холщовым полотенцем.

Аркадий проснулся уже за полночь. Во рту пересохло так, что собственный язык напоминал наждачную бумагу. В темноте стал шарить по углам. Опрокинул ухват. Загрохотало. На печи проснулись оба родителя. Мать, кряхтя, слезла вниз, опираясь ногами на лавку.