Владимир Гурвич - В лабиринте страстей

Перед ней возник Твердохлебов.

– Я был уверен с первой минуты, как тебя увидел, что ты классно трахаешься. Мне нравятся такие как ты бабы. Ты ненасытна. Я сам такой. Идем, окунемся. А потом снова. – Он вдруг подмигнул ей.

Он протянул ей руку и помог встать. Обнявшись, они вышли из душевой, подошли к краю бассейна и одновременно нырнули в теплую купель.

Анжелика плавала, ныряла, радуясь тому, как послушно и умело выполняет тело все ее приказы. Она старалась не думать о то, что только что произошло, целиком отдаваясь удовольствию от водной стихии. Даже присутствие рядом Твердохлебова почти никак не влияло на эти радостные ощущения, минутами она даже забывала о нем.

Твердохлебов подплыл к ней.

– Ты плаваешь, как русалка. И вообще, даже очень на нее похожа. Только хвоста нет.

Он обнял ее и прижал к себе, властно притиснув свои губы к ее губам.

Он взял ее в воде, и она снова содрогнулась от отвращения. Но он расценил это ее телодвижение, как бурное проявление оргазма и довольно рассмеялся.

Больше плавать сил у нее не осталось, она выбралась из воды и легла прямо на цветные узоры прохладного и мокрого кафеля.

Твердохлебов тоже вылез на сушку.

– Пойдем, – тронул он ее за плечо.

– Куда? Я не хочу никуда идти. Я устала.

– Ты там хорошо отдохнешь, – пообещал он. Внезапно Твердохлебов поднял ее и понес, прижимая к себе.

Их путь оказался довольно долгим. Они вышли, вернее, Твердохлебов вынес на руках с Анжеликой бассейна и зашлепал, оставляя на полу мокрые следы, по коридору. На встречу им попался тот самый служитель, что встречал их у входа, он внимательно посмотрел на обнаженную Анжелику. Ей показалось, что на его губах промелькнула сальная улыбка.

Твердохлебов внес ее в какую-то комнату. Там находились две тахты и две молодые женщины с азиатской внешностью. Он аккуратно положил свой груз на ложе.

– Сейчас ты узнаешь, что такое тайский массаж. Тебе понравится.

Следующие полчаса превратились в сплошное море блаженства. Маленькие, нежные и умелые руки массажисток разгуливали по телу Анжелики, оставляя после себя невидимый ручеек, который растекался по ней теплой струей удовольствия и радости. Было так хорошо, что она даже не надолго погрузилась в сладкую дрему. Девушки, которая работала с ней, пришлось даже слегка шлепнуть ее по плечу, дабы вернуть усыпленное сознание к реальности.

Обнаженные, как Адам и Ева, они вышли из комнаты. Твердохлебов вновь куда-то ее повел, и на этот раз она последовала за ним не только без внешнего, но и без внутреннего сопротивления. Она переживала состояние безнадежной покорности, как у арестованного со сломленной воли, которого таскают из одного места в другое, а он даже не интересуется, куда его ведут в очередной раз. Да и какое это уже имеет значение, все самое омерзительное уже свершилось.

Твердохлебов привел ее в сауну.

– Ты готова? – спросил он.

Анжелика кивнула головой. Он крепко поцеловал ее и ввел в сауну.

Ее не покидало ощущение, что у нее не осталось ни сил, ни собственной воли, все поглотила сменяющаяся череда беспрерывных унижений. Она неподвижно сидела на полке и почти уже ничего не чувствовала. Что последует дальше, ей уже было совершенно все равно. Она вплотную приблизилась к такому пороговому состоянию, за которым царило абсолютное ничего: ни долга перед мужем, ни стремления добиться поставленных целей, ни воспоминаний о прошлой жизни, ни любви к своим детям, ни даже страха за себя. Такого с ней еще ни разу не было, и если бы у нее остались бы силы, она бы испугалась этой открывшейся ей реальности. Но сил не было, и это спасало ее. Единственное, что она сейчас ясно сознавала, что ее нет в этой сауне, вернее, в ней пребывает только ее мертвая оболочка, и все, что тут происходит и еще произойдет, не имеет к ней отношения.

Твердохлебов снова взял ее. Но на этот раз она почти не реагировала на это вторжение в ее тело, она просто смотрела куда-то вверх и ни о чем не думала.

Они сидели напротив друг друга за столом, обернутые в легкие простыни. В Анжелики неожиданно для нее самой проснулся такой зверский аппетит, что она съела уже едва ли не двойную норму пищи, а насытиться все не могла. Но по мере того, как она поглощала все новые порции пищи, к ней постепенно возвращалась она сама, которую где-то потеряла во время всей этой отвратительной вакханалиям. Она смотрела на жадно едящего сотрапезника, и ненависть к нему возвращалась к ней с новой силой. Этот хищный и жестокий зверь, исповедующий лишь одну религию – религию наслаждения жизнью, ради того, чтобы ее защитить, готов на любое преступление. Его не оставит ничего. И она должна ясно отдавать себе в этом отчет. Воспоминания о сегодняшней ночи не помешает Твердохлебову, если он сочтет нужным, воткнуть нож в ее грудь. Тем лучше, муж не раз ей повторял, что не иметь иллюзий – это привилегия умных и смелых людей. И она готова к поединку с этим грубым животном.