Николай Старинщиков - Прокурорская крыша

Шагая вдоль склона, в одном месте спугнул зайца. Тот порскнул вдоль лога и скрылся из виду. Сорока в отдалении зашлась истошным криком. Вероятно, заметила беглеца и решила поиздеваться вдогонку. Либо это мог быть человек. Лушников затаился, припав к дереву, но так никого и не дождался. Все та же тишина, холод и безветрие.

Потом обошел густой подлесок, делая крюк и удаляясь от косогора, и снова вышел к лощине, оказавшись в тылу у поста наблюдения. Оперативники сидели в небольшом углублении, под пихтой. Среди зарослей виднелись их спины. Подчиненные его не заметили. Вероятно, увлеклись разговором. Лушников наступил на валежину, хрустнул сучком, пугая молодых лейтенантов. Те быстро обернулись. На лицах страх. Затылками ощутили оплошность.

Майор нырнул к ним в укрытие. Окурки. Пепел. Горелые спички. А ведь те, что неделями бродят по лесу, могут почуять дым.

– Один смотрит вперед – другой назад. Хоть лежа, хоть стоя… – произнес вполголоса Лушников. – Тогда вас не застанут врасплох.

Ребята молча соглашались. Лица синие. Застыли без движения.

– Идите в машину, погрейтесь, – велел майор. – Я один посмотрю. С часок. Потом по графику.

Оперативники поднялись и пошли в полный рост к базе.

Тихо под пихтой. Мягко. Прошлогодняя паутина висит неподвижно. Внизу темнеет меж деревьев сырая тропинка. Век просидишь здесь и ничего не дождешься, если опять кто-то предупредил вольных стрелков. Такое уже было. Дважды. И трижды будет. И четырежды. Время такое…

Сутки минули, как Лушников с командой торчит в лесу. Глаза сами собой слипаются в усталой дреме. Место для наблюдения хреновое. Тропинку вдали совсем невидно. Все здесь плохо. И майор тоже плохой. Одичал Николаша в лесу…

Сорока опять всполошилась, прогнав полусон. Неспроста.

«Караул!!! – орет дурным голосом птаха. – Опять люди идут! Кусты топчут! Сейчас пальнут в белобоку – спасайся кто может!..»

Бестолочь лесная. Что видит, о том и кричит. Не заяц и не медведь – это точно. Николай припал к оптическому прицелу – и никого не увидел, пусто на тропинке. Вплоть до дальнего изгиба. А сорока меж тем орет: «Натаскала сучьев себе на гнездо – того и гляди растащат эти, которые на двух ногах!..»

Лушников перехватил винтовку у ствола под ремень, отполз от косогора. Затем поднялся и двинулся в полный рост, уходя все дальше от базы. Потом сообщил по рации об отходе, велев подготовиться и ждать. Говорил вполголоса.

Вскоре он уперся в поперечную ложбину и сразу увидел среди редких высоких осин внизу нескольких человек. По привычке стал считать. Полтора десятка набралось. Каждый тащил на себе мешок, оружие. Лучшего места для задержания не придумать. Редкий лиственный лес. По весне без листвы и оттого светлый и просторный.

Майор пригнулся к земле, отошел от ложбины и стал монотонно проговаривать в микрофон. Видит стольких-то. В таком-то облачении. Двигаются из леса и скоро будут. Велел своим разделиться на две группы и выходить к логу с двух сторон. Рассеяться и ждать.

Кажется, его поняли. Рядом на косогоре раскидистая пихта. Лушников осторожно вполз под дерево, затаился, снова выглянул: цепочка людей внизу молча тянулась мимо.

– Как оно? – снова шепнул он по рации.

– Стоим, – ответили ему. – Никого пока что не видим…

– Прянишников – за старшего. Выстраивайтесь подковой и ждите. Я нахожусь у них в тылу.

Проговорил, выполз из-под пихтовой лапы и стал опускаться в лог. Медленно, обходя заросли и стараясь не задевать ветки. На нем пятнистая ношеная форма цвета прошлогодней травы. Серое с зеленым. Но те, что внизу, тоже не луком шиты.

Когда достиг дна, мужики с мешками на спинах покачивались уже далеко впереди, поднимаясь в верховья лога. Хорошо идут. Торопко. Сразу видно, привыкли к большим переходам.

Ручей ворчал. Лушников нашел узкое место и перепрыгнул через него. Быстро миновал пустынное пространство и пошел вдоль тропы, прижимаясь к противоположной боковине, прячась среди деревьев и не упуская из виду группу. Следовало сокращать расстояние, оставаясь незамеченным.

Тропинка поднималась кверху. Лог почти что закончился. Майор припал к прицелу, бросив перекрестье прицела по верху косогора. И тут же увидел, что на него смотрит в бинокль Прянишников.

Лушников поднял большой палец к небу и упер себе в грудь. Пора. Майор выходит из укрытия.

Он так и сделал. Вышел из-за дерева, поднося ко рту мегафон. Устройство громко кашлянуло – путешественники с мешками остолбенели.