Николай Старинщиков - Прокурорская крыша

Проговорил, нос задрал кверху и подошел к столику, заваленному посудой. Выбрал бутылку, опрокинул горлышком вниз, дожидаясь, пока остатки алкоголя вытекут в ребристую емкость. Уцепил узловатыми пальцами граненый стакан и залпом выпил. Крякнул, а потом надолго зажмурил один глаз, уставив другой в лицо Николаю Лушникову.

Николай шмыгнул носом и ничего не сказал. Опустил глаза книзу. А что он скажет, если он подполковнику во внуки годится.

– Скажи ему хоть ты, – чешутся с боков Гирины.

– Да! Скажи… – подхватывает отец.

– Вот этого вот не надо! – Глаз у подполковника открылся, стакан возвратился к столу. – Не надо меня учить, как на свете обитать.

– Помрешь! Раньше времени! – Гирина скрипнула на стуле. – Уйдешь в могилу, а те будут только радоваться…

– Ну и что, – посмотрел на нее мутными глазами подполковник. – Кажись, пожил уже – надо и на покой.

– Не знаю, не по-божески это как-то, – не соглашалась Гирина. – Такую квартиру мог бы сыну или, допустим, внукам подарить. Ведь есть же у тебя где-то, говоришь…

Уляхин вслух задумался:

– Вероятно, где-то есть. Но очень далеко… За границей теперь уж, в Западной Украине. Когда мы в лесу стояли…

– Вот и поговори с ним. У него вообще уже крыша едет, – сказал опять Гирин. – Теперь еще Украину приплел.

– А ты бы как думал, – тихо всхлипнул Уляхин. – Везде судьба носила…

– Нет, правда, дядя Коля, ты бы воздержался маленько, – произнес Лушников Николай, не отрывая глаз от пола. – Ведь ты же знаешь, что в таких случаях бывает. Кстати, соседи теперь тоже наверно все знают, что пьешь…

– Имею право! – Нос у подполковника снова взметнулся кверху. – Не смейте мне говорить, что это не так! Читали Конституцию?! И что в ней написано?! Запрещают?! Нет?! Тогда вас никто не задерживает…

Проговорил и тоже уставился в пол. Вот он каков – за дверь выпроваживает! Попугай и есть!

Народ поднялся. Пусть пеняет потом на себя. Его по-хорошему предупреждали.

Столпились у двери, оглядываясь на одинокого, как столб, подполковника, и взялись за ручку. Пока, ненаглядный ты наш.

Вышли втроем. Лушников Николай почему-то задержался – вероятно, решил произнести заключительную речь. Потом вышел на улицу, пряча глаза: майор полиции, а ничего с пьяницей сделать не может.

– Может, его в психушку… – высказала предположение Гирина.

На нее покосились, но ничего не сказали. Можно бы и туда, но был бы толк. А можно и в наркологический диспансер – самое подходящее место для дурачка. Хватит, действительно, нервы народу тратить. Есть и еще один вариант, учреждение, с которым Попугай заключил свой дурацкий договор. Заключил, словно ему денег мало. Военная пенсия ему не нравится – добавки, гад, захотел.

– Они же меня самого чуть по миру не пустили… – припомнил Александр Сергеевич.

– Зато ты у нас женился. На молоденькой, – тряхнула кудряшками Гирина. – Хорошо с молодыми?… Чуть сына своего не лишился…

Александр Сергеевич отвернулся от подъезда к огромному тополю с чирикающими в его кроне воробьями. Словно не слышал слов, сказанных в собственный адрес. Всякое бывает в жизни, так что не надо…

Четверо гостей развернулись и пошли к себе домой. Нагостились, называется: даже чаем, попугайская морда, не угостил. Хлещет в три глотки с присвистом и не приставай!

Попугай дождался, глядя из окна, пока гости не уплывут из поля зрения и громко произнес:

– Отзовитесь, горнисты!

Шкаф в прихожей заскрипел и наружу вывалился, пропахший нафталином, бородатый тип. Утер с лица пот, распрямился. Косматому только в шкафах и прятаться.

– Ну как оно, Санек? – спросил Попугай. – Очко жим-жим?…

Бородатый предпочел не отвечать. Кашлянул в кулак и пошел в зал, встряхивая на груди мокрую клетчатую рубаху.

– У нее, у этой Гириной, прием одинаковый. – Уляхин шел следом. – Это такой ход у нее – воспитывать. Гирина своего вырастила – теперь за меня взялась. Ей кажется, что я совсем уже.

Бородатый продолжал молчать. Сел к столу и продолжил трапезу, прерванную перед этим внезапным звонком в дверь. Соорудил себе бутерброд из ветчины и стал поглощать, запивая газированной водой. Дед глядел на него в оба глаза, собираясь что-то сказать.

– Может, чаю? – спросил.

– Не надо. Мы привыкшие, – отказался бородатый.

– Бодливой корове бог рог не дает, – произнес хозяин. – А бодаться охота… Она думает, что у меня всего одна извилина. Даром что сама прочла за свою жизнь лишь справочник по геморрою. И этот… Сука кровожадный… Спит и видит…