Сергей Skolorussov - Метаморфоза мифа

– А ты тогда кто? – наконец промолвила Настя.

– Я? Я ваш судья, вершитель судеб, победитель плебса, властитель душ, громовержец Зевс, Перун или Тор. Мне всё подходит.

– Да. Вот только у громовержца искромётный орган слегка обмяк и иногда подводит, – намекнула Настя на недавние события у себя на даче.

– О! Напомнила! Где моя перчатка? Хотя нет, сначала усажу тебя на трон.

Он провёл Анастасию на другой конец наполненного до краёв бассейна и усадил в большое кресло. Приковав её руки к подлокотникам, полковник продолжил презентацию:

– Как тебе сидится в этом кресле? Это партер, даже царская ложа в моём театре. Ах, что за представление ждёт нас сегодня здесь, в этом прекрасном зале! Тебе предстоит увидеть драму! – он встал сзади и пригнул свою голову к её уху: – Видишь, с той стороны труба проходит сверху вниз вдоль стены? Скоро сюда доставят нашего Олежку. Мы его прикуём к трубе, и я буду резать его по кусочкам, пока он не захнычет и не позовёт свою мамочку.

Его руки соскользнули с её плеч на грудь.

– Но это его не спасёт. Он должен умереть, ибо это я так решил. Раб согрешил с женой цезаря – раб должен умереть! Драма! Какой там Шекспир с его Отелло или Гамлетом! Школьный театр. Сельская самодеятельность! Здесь всё по-настоящему. Это спектакль жизни и смерти. И кровь прольётся не бутафорская, а самая, что ни на есть живая! Реки крови! Они окрасят бассейн в алый цвет! И ты там будешь плавать совсем нагая в этом кровавом озере любви и ненависти. Ты будешь в безутешном ужасе рыдать, а я тебя любить. Естественно, в плотском смысле. И тогда посмотрим, на что способен мой…, как ты сказала? Искромётный орган? Вот и посмотрим, – он сдавил её грудь руками. – Знаешь, а он уже сейчас на полном взводе. Ты меня сегодня возбуждаешь! Или на меня так действует мой театр реальной драмы?

Настя завертелась всем телом, пытаясь избавить свою грудь от его липких рук.

– Зря стараешься! Рабочие крепко прикрутили кресло к полу, – Сергей снял руки с её тела. – Нет, оставим сладкое на десерт. Сначала всё остальное.

Полковник сходил к столу, стоящему рядом с трубой, на которую он указал пленнице. На нём лежали ножи, клещи, аккумуляторный шуруповёрт и чёрные кожаные перчатки. Надев на правую руку одну из них, он вернулся к Анастасии. Рука в перчатке держала её стилет.

– Помнишь эту прелестную итальянскую вещицу, с помощью которой ты пыталась отправить меня на тот свет?

– Ты хотел сказать: в ад? Жаль, не смогла.

– Не так просто решиться умертвить живого человека. Но сегодня я преподнесу тебе наглядный урок, как это делается.

– Скотина. Просто, урод! Как можно быть такой слепой?

– И дурой. Хотя, по утверждению некоторых, сущность «дурак» не имеет временных склонений. Но отбросим сентенции, сегодня не я буду «скотиной» и «уродом». Сегодня ты, дорогая, своей собственной рукой убьёшь человека. Нет, не мужа. Девушку. Такую прелестную молодую особу, у которой тоже есть чудное личико, прекрасный запах волос и великолепная грудь, примерно твоего размера. Как это будет? Очень просто. Она умрёт от этого стилета. Но на его рукоятке найдут только твои пальчики. И тебя обнаружат рядом с ней. Живую, но всю в её крови. Не находишь – это интересно.

– Ты просто чудовище. Даже не знаю, как тебя назвать. Исчадие ада!

– Но это будет уже третья часть Марлезонского балета. Во второй, как ты помнишь, мы с тобой поплаваем немного. И я докажу, что мой «искромётный орган» ещё готов на подвиги. Он, как и прежде, заставит тебя стонать.

Полковник вновь встал сзади пленницы, нагнулся, поцеловал шею, затем щёку, лизнул мочку уха и вдохнул запах её волос.

– Божественно. Я жду с нетерпением начала представления.

В это время в помещение вошёл Герус.

– О! Виталий Генрихович явился – не запылился. Мы здесь!

Майор приблизился и ехидно подковырнул:

– Ты уже вовсю забавляешься?

– Скучно. Так, от нечего делать. Хочешь поучаствовать?

– В чём?

– В разврате, Виталя, в разврате!

– Всегда готов. С этой?

– Но-но! Это моя любовь до гроба. Тебе достанется другая, но тоже высший класс!

– Вас по-о-о-нял! – засмеялся Герус. – Подождём. Есть, что накатить?

– Там виски и закуска на сервировочном столике. Мне тоже плесни. А то от предвкушений в горле пересохло. Что-то я сбился сегодня на стихоплётный лад и патетику, присущую всем драмам. Не находишь? Я в ударе! Звезда балета!

В кармане брюк Бояринова зазвучала мелодия из «Призрака оперы». Полковник ответил на звонок: