Линкольн Чайлд - Злая река

— Да. В центре. — Мысли его метались, нащупывая детали, которые сделают его историю более правдоподобной. — Он и в кино работает. В Голливуде. Но это так… — Он сделал неопределенный жест, как бы обозначая, что это лишь побочное занятие. — Мой друг помогает переделывать графические романы в кино.

— Ты… ты читаешь графические романы?

— Конечно. Люблю их. Большой поклонник!

Воодушевленный Флако похлопал себя по карману шортов:

— Я рисую романы.

— Правда? Рисуешь графические романы? Не может быть!

В голосе Смитбека прозвучала смесь восхищения и недоверия, ровно в той пропорции, чтобы польстить, а не оскорбить.

— Sí. С самого детства все, что я хотел, это dibujar [54] Рисовать (исп.) . . — Молодой гангстер изобразил, что он рисует. — Мой отец бил меня, когда видел, что я рисую, а не работаю. No me importa [55] Но мне было все равно (исп.) . .

— Ух ты. Удивительно.

Это и впрямь было удивительно. Смитбеку всегда нравилось находить таланты в неожиданных местах. Бахвал не порадовался бы, если бы узнал, что амбиции Флако простираются в ином направлении, чем оборот наркотиков и устранение конкурентов. Этому парню явно не хватало признания в том или ином виде.

— Можно посмотреть?

Немного поколебавшись, Флако вытащил из большого кармана пачку потрепанных листов.

— Прочти. Скажи мне, это хорошо?

Он протянул листы Смитбеку с какой-то нежностью, словно это были лепестки цветов и он опасался их повредить.

— Ты прочитаешь?

— Sí. Con mucho gusto [56] Да. С удовольствием (исп.) . .

— Карлоса не будет еще час. Ты закончи до его прихода и скажи мне, что это хорошо.

«Скажи мне, что это хорошо». Не «скажи мне, хорошо ли это». Смитбек кивнул и осторожно взял листы.

Флако внезапно достал выкидной нож и приставил к горлу Смитбека. Его глаза снова сверкнули, но совсем другим светом:

— Не смей говорить Карлосу. Не смей говорить Бахвалу.

Смитбек покачал головой:

— Нет-нет.

— Или я скажу, что зарезал тебя, когда ты пытался бежать. Тебе будет больно.

Смитбек не сомневался, что так и случится. Он энергично, насколько это было возможно с приставленным ножом, покачал головой:

— Никому не скажу. Это наша тайна. Nuestro secreto.

Флако несколько мгновений оставался неподвижен. Потом он с неторопливой ухмылкой убрал нож:

— Nuestro secreto. Sí.

«Тайны, — подумал Смитбек, потирая горло, когда закрывалась дверь, — это то, что нравится Флако».

Колдмун нашел маленький бар на самом краю городка, где, как ему сказали, бывает Запатеро. Он вошел в надежде, что сможет заказать пиво и не спеша вытянуть из этого типа все, что тому известно. Но это была дохлая идея. Стоило ему раздвинуть бисерную занавеску, служившую дверью, и войти в бар, построенный из шлакобетонных блоков, как все клиенты замолчали и уставились на него.

«Что ж, — подумал Колдмун, — прямой путь иногда и самый лучший».

— Сеньор Запатеро?

Долгая тишина, затем раздался голос:

— Я Запатеро.

— Я бы хотел поговорить с вами, — сказал Колдмун по-испански. — Приватно, на улице.

— О чем речь?

— На улице.

— Сеньор, я не привык, чтобы мной понукали, как крестьянином.

Ну, если так, значит так. Колдмун быстро подошел к Запатеро, пока тот не успел подняться со стула. Он навис над ним всеми своими шестью футами и четырьмя дюймами и воспользовался этим преимуществом прежде всего для того, чтобы убедиться, что Запатеро не вооружен. Стрелкового оружия на виду не имелось, но за кожаный ремень было заткнуто небольшое мачете. Пальцы Запатеро потянулись к рукоятке.

— Не самая хорошая идея, — сказал Колдмун.

Рука замерла.

— Почему ты приходишь сюда, как cabrón [57] Плохой человек (исп.) . , и говоришь со мной неуважительно? Я тебя не знаю.

Колдмун понял, что выбрал неправильную тактику: Запатеро больше боялся потерять лицо перед этими людьми, чем вступать с ним в конфликт.

— Сеньор, не нужно волноваться, — сказал Колдмун неожиданно вежливым тоном, пытаясь перевести голос в более спокойный регистр. Черт побери, ему еще предстояло научиться искусству общения с людьми в Центральной Америке. — У меня к вам дело, только и всего. Дело, которое, может быть, пойдет на пользу и вам, но оно носит частный характер. Простите меня, если я невольно вас обидел. Меня зовут Лунафрия.

Он протянул руку.

Запатеро расслабился, пожал протянутую руку и улыбнулся:

— Почему же вы сразу не сказали? Выйдем и поговорим. Джентльмены, я покину вас на короткое время.