Владимир Жуков - Зой рок

Не решился я, сломя голову, с пустыми руками. Вернулся в свою квартиру, схватил топор для рубки мяса. А тут Степанида, глупая баба, вцепилась в руку и стонет: не пущу, тебя бандиты убьют. Пока я со своей старухой спорил, они утекли. Аркаша мне потом сказал, что их двое было. Одного из них я бы точно засек топором или покалечил. В молодости на лесоповале горбатился, так что удар хорошо поставлен, не промахнусь.

– Так уж и засек, – усмехнулся его бахвальству оперуполномоченный угрозыска лейтенант милиции Алексей Филько.

– А шо, имею право, самооборона. В данной конкретной ситуации закон на моей стороне, – блеснул Иван Кузьмич познаниями. – Вошел я, значит, в квартиру, а там Бог ты мой, Рита лежит на паласе, вся в крови, Аркаша связан по ногам и рукам. Кричит, как угорелый, будто его кипятком ошпарили. Меня от того ужаса чуть удар не хватил. Хотел ему руки-ноги развязать, а он велел еще соседей позвать и позвонить в милицию. Боялся, что бандиты вернутся и прикончат его, как Риту. Царство ей теперь небесное, не уберег ее Господь, к себе призвал…

Лифт остановился, и все вышли на площадку. Бронированная дверь в квартиру Бражника была раскрыта настежь, будто по народной примете: пришла беда – отворяй ворота.

– Видите, сколько народу набежало, – не без гордости заметил Першин. – Риту все уважали и любили за доброту и заботу.

– Разве вас дежурный не предупредил, чтобы никого в квартиру не пускали? – строго спросила старика эксперт-криминалист капитан милиции Галина Савичева.

– Предупредил, да ужо было поздно, я соседей раньше кликнул, а они и других известили. Даже из соседнего дома народ набежал, – вздохнул старик. – После звонка в милицию возвратился я, чтобы Аркашу развязать и лишних людей спровадить. Да где там, бедолагу без меня развязали, а поглазеть всем интересно.

– Будто табун мустангов промчался, все смешалось, следы, отпечатки, – огорчилась Савичева, следом за Резедой и Филько пробираясь к входной двери. С десяток человек толпилось на лестничной площадке. Курили, разговаривали, горестно вздыхали, кляли неведомых злодеев.

– Если дюже натоптали, грязи нанесли, так я велю Степаниде, она живо все подметет и вымоет, – поспешил с предложением Иван Кузьмич. – Чисто будет, ни одной пылинки-соринки. Степанида пуще всего почитает чистоту и порядок, у нее ни одного таракана на кухне. Всех дихлофосом и китайским карандашом спровадила по вентиляции к соседям. Теперь они не скучают, есть чем заняться, с прусаками воюют.

– Вы уже и так «славно» помогли,– упрекнула его Галина. – Устроили смотрины, все улики уничтожили.

– Кто же знал, что не положено, – Першин степенно разгладил рукой бороду..– Век живи и век учись. Сказывают, что на людях и смерть красна, пришла беда – отворяй ворота. Созвал побольше людей. Аркашу в таком состоянии опасно было оставлять одного. Он мужик запальчивый, мягкосердечный, мог с горя на себя руку наложить. Бог знает, что он надумал? Чужая душа – потемки. Иные слабые духом мужики, готовы в петлю лезть или водкой, самогоном горе заглушить. За ним нужен присмотр психотерапевта или экстрасенса, чтобы не наломал дров…

– Иван Кузьмич, угомонитесь, не тарахтите. Хватит поучать, читать лекции. Не отвлекайте сотрудников вопросами и советами, не мешайте, не путайтесь под ногами. Вопросы буду задавать я.

– Разве я мешаю? Первый пришел на помощь и позвонил в милицию, поднял людей. А вместо благодарности, какой-нибудь награды, премии или заметки в газете, упреки и претензии, а ведь сила милиции в поддержке милиции. Кто вам после такого отношения согласится помогать? Никто, – обиделся Иван Кузьмич и отстал от группы.

– Посторонись! – приказал майор, решительно оттеснив к стене плотного мужчину. – Прошу освободить помещение. Здесь не театр, не цирк. Не мешайте следствию. Кто потребуется, мы пригласим отдельно.

– Бандиты совсем обнаглели. Куда только милиция смотрит? – уязвил их кто-то из зевак.

Люди гуськом в скорбном молчании оставили квартиру. В гостиной взору следователя и его коллег предстала картина разыгравшейся трагедии: у двустворчатой застекленной двери на паласе в багрово-черных разводьях крови лежало неподвижное тело женщины в белой разорванной на груди блузке, густо запятнанной кровью. Возле нее на коленях ползал мужчина лет двадцати восьми от роду, со свежей ссадиной на лице. Его руки и одежда были в крови. Он поднял голову с всклокоченными волосами и, встретившись с Резедой взглядами, хрипло прошептал: