Владимир Жуков - Зой рок

Мысли о любовнице теплой волной накатили на сердце. Он ощутил непреодолимое желание встретиться с нею, прикоснуться к ее рукам, губам… «Если бы она «засветилась», то церемониться не стали бы, ее мигом бы загнали в ИВС,– успокаивал себя Ганичев.– Даст бог, пронесет, выйду сухим из воды. Насчет женщины таксист не обронил ни слова, значит с Лаврецкой все в порядке. Слух об ее аресте быстро бы облетел город. Значит, никаких препятствий для встречи с любовницей нет.

Завтра же перепрячу деньги в надежное место, пока не дошло дело до повального обыска в жилых кварталах и других объектах. Как только стихнет шум, укачу с лапочкой на Дальний Восток, поближе к приискам. Там и сплавлю деньги на золото. А Сыч и Лысым пусть лапу сосут. Без меня им такое дело не провернуть, поэтому все лавры победителю. Кину их, как последних лохов».

До посадки в такси Дробичу на какое-то мгновение показалось, что за ним кто-то следит. Он затаился тогда, проверил и пришел к выводу, что причина в нем самом. Сказалось перенапряжение, кошмарные ночи, проведенные в тире, когда в сны приходила кассир с окровавленным лицом и требовала возвратить ей деньги, а водитель норовил переехать машиной.

Герман облокотился на спинку сиденья и сквозь заднее стекло несколько минут внимательно следил за дорогой, в надежде засечь преследование, но ничто не вызывало тревоги.

На одной из полуосвещенных улиц, за квартал до дома, где находилась квартира Лаврецкой, он попросил таксиста остановиться. Отдал ему червонец и отпустил. Затем зашел в стеклянную будку телефона-автомата. Плотно прикрыл за собой дверь, хотя поблизости никого, кто бы мог подслушать разговор, не было. Вставил монету и, вращая диск, набрал номер. Прислушался к длинным гудкам.

– Слушаю, – дождался он трепетный голос Илоны.

– Это я, здравствуй, лапочка,– с нежностью произнес он, боясь, что она положит трубку.

– Герман? Куда ты исчез? Я себе места не нахожу, – искренне, по-женски обрадовалась она.

– Как живешь? Тобой никто не интересовался?

– К сожалению, нет. Погибаю в одиночестве, – игриво, интригуя, ответила она и томно вздохнула.

– Илона, лапочка, потерпи, я сейчас приду, – он сделал паузу, желая услышать ее согласие.– Ты не возражаешь? Я без тебя не могу.

– Как хочешь?– вдруг безразлично промолвила она. – Только учти, долг я тебе пока возвратить не смогу. Еще не получила зарплату.

– Какие пустяки, – воспрянул Дробич.– Любые деньги не стоят твоего волнения, прелестного мизинчика. Считай, что я сделал тебе подарок. И не последний, но и ты будь благодарной.

– Правда, ой спасибо! Теперь я вся твоя.

– Конечно, когда я тебя обманывал,– сказал он, чувствуя ласковую перемену в ее голосе.

– Я тебя обожаю, жду… обнимаю,– прошептала женщина.

– Встречай меня в своем роскошном пеньюаре.

– Обязательно, – пообещала она.

«Ах, Илонка – пылкая женщина, сладкая отрава. Ты способна свести с ума», – подумал он, предвкушая блаженства любовных чар и утех. Вышел из телефонной будки и направился к дому, расположенному в трехстах метрах, не подозревая о том, что через пять минут магнитофонная запись его разговора была известна Гаранину. Он тут же связался по радиостанции с Реутовым и вместе с ним поспешил к дому, где по данным прописки и абонентов АТС проживает Илона Семеновна Лаврецкая.

11

Полночь томилась в мерцании звёзд, бросавших отблески на шпили минаретов Ханского дворца. Затихали звуки, город после дневной суеты и шума медленно засыпал. Лишь в редких квартирах светились квадраты окон. Герман прошел мимо знакомого газетного киоска. Взглянул на угловую часть здания, где на третьем этаже находилась квартира Илоны. Тусклый, красноватый свет струился из-за штор окна.

«Ждет меня лапочка»,– радость котенком шевельнулась в его сердце. Поглощенный мыслью о любовнице, он проглядел слежку. Лишь, когда поднялся на лестничную площадку и протянул руку, чтобы трижды нажать на кнопку звонка, услышал за спиной шаги.

Обернулся и встретился глазами с бывшим коллегой, оперуполномоченным угрозыска лейтенантом Петром Звяком.

– Дробич? Старший лейтенант? – опешил тот.– Вот так встреча. Ты, почему здесь в такое время?

– А ты почему? – смеясь, подмял его вопрос Герман и пригрозил.– По чужим бабам шастаешь? Доложу твоему замполиту. Увидел, как офицер смутился и примирительно произнес:

– Ладно, не трусь, я и сам грешен. Давай краба, сыщик сыщика не обидит.

Лейтенант нерешительно подал руку. Дробичу этого было достаточно, чтобы провести болевой прием и заломить его руку за спину.