Женька подумал это про себя, а вслух сказал:
— Годится.
— Мальчики, к вам можно? — в парилку вошли две девицы, обнаженные, крепкие, улыбающиеся. — Тайский эротический массаж. Мы вам массируем спины. Вы нам — все остальное.
Они говорили это вместе, смеясь и перебивая друг друга. Одна была азиаточкой, смуглой, с черными глазами, другая русая, зеленоглазая.
— Что? — спросила азиатка, поймав на себе взгляд Зырянова. — Не знаешь, какую выбрать? Не переживай, мы меняться будем. Ах ты хорошенький мой…
Минут через пятнадцать девочки убежали накрывать на стол. Жук сказал:
— Ты, смотрю, растерялся немного. Если о расходах думаешь, то не переживай: за проституток заплачено, как и за все остальное.
— Хорошо, — сказал Женька.
— Конечно, хорошо. Живем так, как и надо жить, а будем — еще лучше. Неужто не заслужили?!
Зырянов вспомнил, что там, на Кавказе, приходилось днями не умываться — не хватало воды. Кровь, своя и чужая, впитывалась одеждой. Женщины даже не снились, потому что не до снов было на войне. Все это теперь — позади. Жить действительно надо вот так, и ведь опять-таки он действительно заслужил такую жизнь. А разве нет?
— Лис не говорил тебе, что нас после операции ожидает?
Женька закачал головой, ленясь даже разлеплять глаза.
— На две недели едем на Кипр. Девчонок лучше брать отсюда, там с этим не то чтоб напряженка, но опасно — подцепить что угодно можно. Можешь из сегодняшних любую выбрать, можешь пригласить Ленку, с которой мы в гости к тебе приходили.
— Тогда у меня две Ленки было.
— Бери лучшую. Хорошие «бабки» получим, на любую красавицу хватит.
Из парилки они прыгнули в холодный бассейн, потом вошли в зальчик с сервированным столом и удобными диванами. Прислуживали им две девочки, одетые только в крохотные кокетливые переднички.
О допущенных промахах Жука забылось напрочь, и Зырянов, может, и не вспомнил бы о них, но на пути к дому он остановился у киоска и купил несколько газет. Читать их стал уже лежа на кровати, при свете желтого торшера.
Криминальная хроника была обширной.
Одну заметку он перечитал несколько раз, настолько любопытной показалась она.
«ХОД — ЗА ЛЕВШОЙ
Прямо-таки планомерный отстрел авторитетов преступного мира продолжается в нашей столице. Вчера на Юго-Западе у подъезда дома, где проживала его любовница, снайперским выстрелом в голову убит Ваганов Р.Ф., официально коммерсант, неофициально член азербайджанской группировки, пытающейся контролировать всю уличную продажу, развернутую в округе. Ранее Ваганов дважды был судим: по известной сто семнадцатой за изнасилование и целому букету статей за мошенничество, подделку документов, кражу личного имущества…
Но самое интересное — не кто убит, а кто убил. На месте преступления обнаружена снайперская винтовка новейшего образца с отпечатками пальцев стрелявшего. Без сомнения, сразу можно сказать, что снайпер — левша. Более того, поскольку следов пальцев правой руки нигде не удалось найти — даже магазин снаряжался одной левой, — оперативниками высказывается предположение, что убийца вообще однорукий.
За неполный прошедший месяц Ваганов стал третьей его жертвой. Две предыдущие тоже являлись представителями криминального мира. Поскольку представителей этих в Москве не счесть, смеем высказать предположение, что кровавые разборки в исполнении однорукого „солиста “ продолжатся в самое ближайшее время».
Неприятности дня для Макарова, как оказалось, смертью Володарского не закончились.
Трель телефона он услышал, когда еще открывал дверь квартиры. Шагнул к аппарату, даже не включив свет.
Звонил дежурный по части.
— Олег Иванович? Я по поручению командира, он весь вечер пытался с вами связаться…
— Мог бы и без поручений, Святослав Григорьевич, — Макаров по голосу узнал Кудряшова, «старика», седоголового, спокойного, хорошего политработника в те времена, когда еще этот институт действовал в войсках. Даже Чечня не изменила «старика»: он по-прежнему не умел ругаться.
— У нас большая беда, Олег Иванович.
— Что случилось?
— Кобозев погиб.
Рука Макарова уже тянулась к выключателю, но после этих слов опала. Он прислонился к стене.
— Как это произошло, Григорьич?
— Миша написал записку, большую, на два листа, и сегодня днем, когда дома никого не было, выбросился из окна.
Макарову стало нестерпимо душно, он снял шапку, оттянул горловину свитера.
Читать дальше