Иван Козлов - Ошибка «белого стрелка»

— Никаких случайностей — все закономерно, Олежка. История ведь началась немного не с того, о чем ты говоришь. Ты решил набить морды подлецам. А подлецы никогда и никому этого не прощают, иначе бы они не были подлецами. Отсиделся бы тогда в салоне — и все бы утряслось.

— Не все. Базаров бы машину потерял.

— Ну, мы сейчас не о нем, а о тебе говорим. О твоих проблемах.

— А ты бы что, остался на моем месте в салоне сидеть?

— Я, Олежка, на своем месте, как уже говорил тебе, совершил нечто подобное. Вышвырнул из вертолета багаж высокого начальства. Хотя это к делу не относится. Вернемся к твоему Сокольцову. Скажи, он не мог просто драпануть с поля боя?

— Ну вот, — нахмурился Макаров. — Вы с моим генералом одинаково мыслите. Тот тоже такое предположение высказал.

— Я рад, что мыслю на генеральском уровне. Впрочем, как представлю, что ты ему ответил, так сразу хочется стать рядовым. Но со мной говори, пожалуйста, без эмоций. Ты ведь этого бойца совсем не знал?

Макаров нехотя согласился:

— Так получается. Он только прибыл к нам из школы сержантов. Его и комбат-то, можно сказать, лишь мельком видел.

— Значит, теоретически допускается, что Сокольцов, растерявшись в первом для него бою, дезертировал, так?

— Комбат утверждает, что сержант скорее всего был убит…

— И его перетащили к себе «чичики»?

— А почему бы и нет?

— Маловероятно. Ну сам подумай: зачем чеченцам мертвый боец? Чеченцы отдали бы его труп в обмен на своего. Тем более что, ты рассказывал, наутро после боя такой обмен как раз и происходил.

— А если сержанта ранило, контузило, его захватили в плен…

— У чеченцев большая охота была возиться с нашими ранеными бойцами? Рабы для сельхозработ им нужны сильные и здоровые. Слабых они или меняли, или продавали нам же. А о Сокольцове никому ничего не сообщили. Где логика?

— Есть еще одна версия. Сокольцова накрыло «Градом», а это такой снаряд, что может от человека и косточки не оставить.

— Косточек, значит, не осталось, а документы сохранились, да? Интересная у тебя версия.

— У тебя не лучше, — пробурчал Макаров. — Если сержант перебежал к «чичикам», то, что же, он теперь у родной матери деньги вымогает?

— Это запросто может быть, — спокойно произнес Шиманов. — Как и то, что пятьдесят миллионов рублей захотели получить его новые хозяева. Кто-то из них приехал в Москву, позвонил матери, выдав себя за сослуживца сына…

— Но тогда при чем тут Тихонина? Зачем чеченцам вообще нужен был посредник? Толик, на эти же вопросы только Анастасия и сможет ответить!

Шиманов остановился, внимательно взглянул на Макарова:

— Все верно, но, Бога ради, не приближайся к ней даже на выстрел, Олежка! Если бы дело только в Сокольцове было… Ты лучше еще раз со своими офицерами потолкуй…

До райцентра Зырянов добирался на одном автобусе, оттуда до ближайшего железнодорожного вокзала — на другом, и всю эту дорогу сопровождала его Катя. Если ей верить, лекции в институте в этот день обещали быть скучными, и она решила прошвырнуться по книжным магазинам.

— Ты не слышал еще? У нас — кошмар! Убитого на краю деревни нашли, там, где ферма была. Милиция там сейчас, «скорая».

— Кого-то из местных убили? — спросил Женька, стараясь говорить без волнения.

— Нет, бродягу, видно.

— Как же, бродягу, — повернулась к ним женщина, сидевшая впереди, — мне Маросева сказала, что на убитом только сверху старый плащ, а так — хороший костюм, свитер дорогой. У Маросевой племянница за милиционером, она врать не будет.

— Да, — закивала головой бабка справа. — Шпион это переодетый. А обнаружили его еще вчера вечером. И золото при нем, и оружие…

— Не бреши, Михайловна! — это уже голос сзади. — Никакого золота не нашли, а у убитого усы приклеенные были, это точно…

— Я же и говорю: шпион, раз усы не свои…

— Вот так и живем, — сказала Катя, когда Зырянов уже садился в электричку. — Такие у нас развлечения. Наверное, у тебя нет больше желания посетить наши края?

— У меня такое предчувствие, что мы еще увидимся, — улыбнулся он. — Хотя и не знаю, будет ли это к лучшему.

— Почему?

Женька вспомнил одноклассницу, давнюю первую любовь, обещавшую ждать, но испугавшуюся того, что таким вот, одноруким, вернулся он с войны. Потом была Маша, предавшая его, по сути, сдавшая на убийство. После Маши — Алла, хорошая ласковая женщина, беда лишь в том, что в ее ванной комнате уже лежат три электробритвы. Он может принести свою, четвертую, но не хочет быть просто очередным…