Джадсон Филипс - Оборотни

Жирар вновь глубоко вздохнул.

— Прошло еще два года, а мы ни на шаг не приблизились к истине. Жульет по-прежнему жила, как во сне. Я был ее ближайшим другом, «дядей Шарлем», верным соратником отца. Мы ходили в театр, на балет, в картинные галереи. Представляете, каково мне было? Сплошная мука! Однажды она заговорила со мной об этом. Сказала, что видит мои страдания, понимает, что, кроме меня, опереться ей не на кого, но она не сможет дать мне то, что дала Салливану. Если, зная это, я все еще хочу взять ее в жены… «Я не могу только брать у тебя, Шарль, ничего не давая взамен». Я спросил, что будет, если она вновь встретит Салливана. Жульет ответила, что чувство, которое испытывает к нему, не поддается контролю. Но она заставит себя не выходить за рамки приличий. Если мы все-таки поженимся, она мне это гарантирует. И я… я так хотел ее, что согласился на все. Я хотел ее, хотел, хотел!

Мы поженились, — голос Жирара упал до шепота. — Во время нашего медового месяца парижская полиция подтвердила невиновность Салливана. Умиравший от рака старик, окна квартиры которого выходили на дом Вальмона со стороны двора, рассказал о том, что видел два года назад. Все это время он молчал, опасаясь за свою жизнь. К дому Вальмона подъехал маленький черный «пежо». Из кабины вышел мужчина и по пожарной лестнице поднялся к окну квартиры Вальмона. Вытащил автомат и начал стрелять через окно. Затем быстро спустился вниз. Видел старик и Салливана, внезапно появившегося в окне. Убийца в этот момент как раз садился в «пежо», тут же сорвавшийся с места. Теперь старик знал, что его дни сочтены, и не боялся мести террористов.

Жирар повернулся и посмотрел на нас. Его лицо осунулось, глаза ввалились.

— Пытался ли кто-нибудь из вас лгать человеку, которого любишь всем сердцем? Если да, то вы поймете, в каком я оказался положении. Едва Жульет стала моей, я получил сведения, обеляющие Салливана, — дрожащими руками Жирар поднес зажигалку к сигарете. — Несколько дней я боролся с собой, потом рассказал обо всем Жульет. Алиби Салливана — фальшивка. Он был в квартире. Но не убивал ее отца… Я собрал волю в кулак и предложил ей свободу, — Жирар облизнул губы. — Она поблагодарила меня… и отказалась. Я предупредил ее, что у меня не хватит мужества сделать то же самое еще раз. Только богу известно, что она испытала в тот момент, но ответила: «Я вышла за тебя замуж, Шарль. И хочу остаться твоей женой». С того дня, господа, мы больше не возвращались к этой теме.

Через несколько дней после нашего приезда в Нью-Йорк мне позвонил месье Делакру, посол. Он пригласил нас на званый ужин в честь Поля Бернарделя. Почти три года я безуспешно искал доказательства вины Бернарделя. Мы встречались, улыбались друг другу, но в душе знали, что мы — враги. Дипломатический протокол требовал нашего присутствия на приеме. Сообщил Делакру и о том, что Бернардель пожелал видеть за своим столом Салливана. Зная нашу историю, Делакру спросил, что я намерен предпринять. Я сказал, что должен посоветоваться с Жульет. Впервые за два года мы заговорили о Салливане. «Делай то, что должен, — сказала мне Жульет. — Для меня прошлое умерло». После этого я известил Делакру о нашем решении.

Конечно, предстоящая встреча с Салливаном не радовала меня, даже пугала. Но я верил Жульет… я ей верил. И вот… этим утром… телефонный звонок… Салливан хочет прокрасться к моей жене. Не убийца Вальмона, но, возможно, предатель и… негодяй. Я поднялся в ваш кабинет, Хаскелл, чтобы убить его.

После короткой паузы заговорил Шамбрэн.

— Я думаю, мы можем признать, что встречу Салливана с вашей женой организовал кто-то еще. Ваша жена утверждает, что не посылала записки, которая привела его в кабинет Хаскелла. И Салливан не писал вашей жене.

— Я уверен, что Жульет ничего не писала ему, — ответил Жирар и с горечью добавил: — Но она пришла! Пришла, получив от него записку.

— Которую он не посылал.

— Это он говорит, что не посылал ее.

— Он показал нам записку от вашей жены.

— Ее он мог написать сам.

— А женщина, что говорила с вами по телефону?

Жирар рассмеялся.

— Ваш приятель Салливан знает, как подкатиться к женщинам. Они всегда готовы ему помочь.

— Но зачем он это сделал?

— Он знал, что я попытаюсь его убить. И на чьей стороне оказались бы ее симпатии? На его!

Я вошел в номер Жираров в полной уверенности, что Салливан — наш человек. Обуреваемый ревностью и жаждой мести Жирар не вызывал у меня сочувствия. Но я не мог отмахнуться от его аргументов. Да, он относился к Диггеру с предубеждением, но гораздо лучше, чем мы, представлял себе политическую обстановку во Франции в те дни, когда убили Вальмона. И еще в одном я мог не сомневаться: Жирар искренне верил в то, что говорил.