Владимир Черноморский - Некого больше убивать [СИ]

Кевин очень подружился с Рупертом и бас-гитаристом «Лунных мальчиков» Айком Крейцем. Он протежировал «Лунным мальчикам», устраивая им выгодные концерты, сам часто с ними ездил. Перед концертом «мальчики» обычно заглатывали по одной, а то и по две марки ЛСД. «Нужно немножко кайфа, чтобы музыка шла в масть», — объясняли они. Кевину ЛСД тоже понравился, с ним он мог радостно забыться и видеть на сцене вместо Руперта самого Макнамару, вместо Крейца — Леклесса, видеть, как засыпает и пробуждается соло-гитара самого Хопкинса, как взлетают палочки у неестественно улыбающегося Страма. И зал, состоящий из пары сотен оплывающих жирком учителей, продавцов и мастеровых, казался ему стадионом, наполненным экстазом и овациями. Таким, каким он и должен быть, когда звучит музыка «Спайдерс»…

Была у клуба одна особенность, отличавшая его от других собратьев: здесь играли только музыку «Спайдерс» и только то, что группа сделала до распада. Никого в отдельности — после. Об этом предупреждали всех выступавших здесь диск-жокеев и ансамбли, на стенах не было ни одной фотографии, где бы изображались «спайдеры» нынешние. История остановилась в 1972 году — так считали все члены правления и вместе с ними Кевин.

Часто, когда посетители расходились и оставалась тесная компания, под кайфом пробуждался давний мечтательный разговор: что было бы, если бы Леклесс не покинул «Спайдерс», какая бы это группа теперь была, какую музыку играла.

— Никто сегодня и шагу не сделал дальше, чем они, — обычно заявлял один.

— Конечно, — подхватывал другой, — все эти «Киссы», «Дорзы», «Монте-крю», если чего и добиваются, то только за счет внешних эффектов, даже «Роллинги» теперь…

— А что тут удивляться? — говорил третий. — Им только на внешние эффекты и напирать, не дотянуться им до «Спайдерс» ни в гармонии, ни в текстах.

— О, в текстах! Это же надо такое петь: «Мама, я только что убил человека…»

— Ну, если говорить о «Куин», то они еще ничего. Хотя бы мелодии у них…

— Да ворованное все, из классики! А там, где свое, — сплошное фуфло…

Обычно такие разговоры заканчивались тем, что все соглашались: Леклесс похоронил «Спайдерс», хорошую музыку и открыл дорогу бездарностям. «Его бы самого за это похоронить!», — бросал кто-то невзначай.

Однажды Артур, Руперт и Кевин сидели в клубе втроем. Пили виски, взяли по «марочке», а настоение было дрянь. В последнее время клуб стремительно пустел, даже на дискотеки стали приходить по сотне-полторы человек. Половина постоянных членов перестала платить взносы.

— Я скоро не смогу наскрести даже на рент, — пожаловался Артур.

— А что происходит, почему? — вопрошал Кевин, которому уже давно в клубе не перепадало никаких денег.

— Ты не видишь, что происходит?! — возмутился Артур. — Я скажу тебе, что происходит. Загляни в «Балл-рум», когда там выступает какая-нибудь, даже смурная группа, — яблоку негде упасть. Кто там? Пацанва, моложе тебя. Они теперь растут с этими, понимаешь, с этими дурняками, а не со «Спайдерс», которые уже не существуют. И для них не существуют. Посмотри, кто члены нашего клуба, кто к нам приходит — хорошо, если тридцатилетние… Старше… Да, именно те, которые под них попали, когда им было 16–17, не шесть-семь, как тебе. Они знают «Спайдерс», они любят «Спайдерс», у них эта любовь с первых прыщей, «косяков» и поцелуйчиков. Но им за тридцать, у них семьи и работа, они уже не могут быть фанатами. Настоящих фанатов вообще мало, больше косят под это дело. Но нет уже «Спайдерс», давно нет — и игра закончена. И вся пацанва слушает белиберду, к ней их приучили. Музыка, настоящая музыка умерла вместе со «Спайдерс».

— И что, больше не возродится? — спросил Руперт.

— А как она возродится? Нужно, чтобы появились новые «Спайдерс», а такие появляются раз в тысячу лет.

— Я имею в виду, может, люди пресытятся всем этим и снова захотят слушать «Спайдерс»…

— Никаких шансов! Шоу-бизнес никогда и ничего публике не навязывает, он выдает ей то, что она хочет видеть и слышать, то, что она знает. А она уже не знает «Спайдерс». Нет такой группы, умерла.

— Может, Леклесс вернется, — осторожно предположил Кевин.

— Ты знаешь, что не вернется! — жестко сказал Артур, глядя ему в глаза. И Кевин почувствовал, как охватывает его прежняя тоска и хочется плакать навзрыд.

— А если даже случится чудо: вот они вместе, вся четверка… Ну и что! Что теперь они вместе могут сделать лучше, чем было? Да ничего! Они оторвали юность от зрелости, они себя разорвали, свой организм. И уже не срастется.