Владимир Уткин - Вдоль Большой реки

Ходок устал. Вот уже много дней мерили землю его сухие жилистые ноги.

Бесшумно пробирался он сквозь густые колючие заросли, легко взбегал на крутые холмы, стремительно переплывал реки. Легкой тростинкой казалась в крепких руках огромная дубина, унизанная осколками черного кремня. И все-таки Ходок устал.

Путь Ходока – тяжелый путь, не каждый его выдержит. На этом пути слабый спутник – помеха. Он может оставить след, зашуршать в зарослях, и тогда погибнут оба.

Два дня просидел Ходок под палящим солнцем на узком каменном выступе, спасаясь от долгогривого зверя. Как хотелось пить! Но внизу караулил зверь, и Ходок высидел. Хищнику надоело ждать, и он ушел.

Путь Ходока – долгий путь. Через леса и степи, через реки и горы ведет этот путь в земли чужих племен, и нет ему конца.

Редко бывает Ходок в родном стойбище. Он приносит племени кремень и солнечный камень, ракушки и краски, отыскивает места, богатые дичью, и места, удобные для жилья, договаривается с соседними племенами о совместной охоте и обмене.

Встречаются племена, которые хорошо принимают уставшего путника: дают место у своего костра, слушают рассказы о других землях и народах. Но таких мало. Большинство не любит, чтобы кто-то чужой ходил по их землям.

У дальнего болота воины большеруких гнались за Ходоком, метали в него, словно в зубра, свои копья. Но он запутал следы и, как всегда, ушел. В землях большеруких можно найти ледяной камень. Копье с наконечником из такого камня пробивает даже шкуру толстокожих.

Ходок снова пойдет туда. Но не сейчас. Сейчас ему надо спешить к племени, потому что он видел плосколицых. Если бы можно было кого-нибудь послать с этой вестью в стойбище… Тогда бы он остался и проследил, куда пойдут плосколицые. Но Ходок один. Тропа разветвлялась. Все чаще пересекали ее узкие тропинки. Вот тропинка к озерам, где ловят рыбу, тропинка к реке с черной водой. А вот эта ведет к ягодным полянам. Теперь недалеко до стойбища.

С холма перед Ходоком открылась Большая река. Он остановился, всматриваясь в серовато-синюю воду, сверкавшую под лучами летнего солнца. В лесу ревели туры, на перекате ловил рыбу молодой медведь, а с луговых озер доносился гогот гусей. За лугами синела степь. Стада джейранов, сайгаков, лошадей казались желтыми пятнами, утонувшими в высокой траве. Черными глыбами возвышались над степью носороги, мелькали серые точки, цепью огибавшие стадо лошадей: это охотились степные волки.

На высоком холме, между оврагом и речушкой, впадавшей в Большую реку, чернели круглые хижины, крытые закопченными шкурами. Сейчас, в летнюю жару, шкуры были заброшены на самый верх хижин, обнажая скелеты из жердей, вставленных в черепа мамонтов, которые были вкопаны в землю вокруг хижин. На жердях лежали лопатки, позвонки, рога, образуя костяные стены хижин. Связанные кожаными ремнями, изгибались над входами бивни мамонтов. Между хижинами на шестах сушилась рыба.

У края стойбища две женщины каменными скребками очищали шкуру: видно, собирались шить из нее одежду. Ходок всмотрелся, но не узнал женщин.

На зеленом склоне, полого спускавшемся к реке, кувыркались дети, а от мастерской Молчуна доносились гулкие удары. Ходок улыбнулся: отец работает – значит, здоров.

Он подошел к частоколу. Дубовые стволы, потемневшие от времени, были наклонены заостренными верхушками наружу, и казалось, что стойбище угрожает лесу тяжелыми боевыми копьями. Проход, который на ночь закладывали жердями и колючим кустарником, сейчас был открыт, и Ходок свободно прошел в стойбище. Большие серые псы окружили его плотным рычащим кольцом, но, узнав своего, завиляли хвостами и отошли, а к Ходоку уже спешили женщины, бежали дети, ковыляли старики. Они терлись головами о его плечи, похлопывали по спине, хватали за руки. Раздавались редкие и негромкие приветственные возгласы: племя Туров не любило шуметь. Шум привлекает врага, выдает человека хищнику. Даже собаки в стойбище почти не лаяли, а рычали редко и тихо.

Сбросив с плеч большой кожаный мешок с камнями и ракушками, Ходок направился к мастерской.

Молчун работал на краю стойбища у оврага.