Росс Макдональд - Тайны бронзовой статуи [сборник]

– Кому она была поручена? – продолжал рыцарь, желая выяснить, насколько хорошо были осведомлены горожане относительно связей монаха Кип-риана с покойным королем и его дочерью, принцессой Елисаветой.

– Все, что касается несчастной принцессы, окружено тайной, – заявил Тремплин. – В момент смерти ее отца Прагу сотрясали сильные волнения и табориты заботили людей больше, чем то, что происходило во дворце. Король умер… дочь исчезла, суматоха стала еще сильнее… Вот и все, что я знаю. Несмотря на ваше расположение к Жижке, он во многом не прав, – прибавил Тремплин, который решительно имел антипатию к начальнику табо-ритов.

– Говорили, что встать во главе таборитов Жижку вынудила личная обида? – спросил Кольмар.

– Болтали что-то такое, – пробормотал Тремплин. – Но я не уверен, справедливо ли это. Кажется, однако, родная или двоюродная сестра… во всяком случае, родственница Жижки была обижена монахом, но пала ли она жертвой гнусного оскорбления или ее обольстили, точно не скажу. Слухи напоминают легенду, вероятно, не имеющую под собой ни малейшего основания. Добавлю еще, что Жижку всегда считали странным, таинственным, непонятным существом, даже тогда, когда он был камергером при дворе короля и не сделался еще начальником таборитов. Говорят, что в молодости он любил женщину, стоящую гораздо выше, и она его любила тоже. Неизвестно, изменила она ему или родные принудили ее выйти за другого, но как бы то ни было, Жижка в молодости действительно испытал подобное потрясение, повлиявшее на всю его жизнь. Он беззаветно храбр и еще при дворе слыл великодушным и благородным человеком, хотя к его лучшим качествам примешивались странности. Выходит, нет ничего невозможного в том, что какая-нибудь особенная причина заставила его ополчиться против прежних друзей.

– Уверяют, что Жижка никогда не был женат? – продолжал Кольмар.

– По крайней мере, таково общее мнение, – кивнул Тремплин.

– Но, кажется, вы утверждали, что у него есть родственницы… племянницы, сестры? – осторожно заметил Кольмар.

– По-моему, это только предположения, – покачал головой Тремплин. – Дело в том, что о его частной жизни известно очень мало или почти ничего. Допуская, что кого-то из семейства Жижки оскорбил монах, упоминают только о факте, не сообщая никаких подробностей, а следовательно, в то время, когда это случилось, позаботились о сохранении тайны.

– Слыхали вы когда-нибудь, – произнес рыцарь, – что очень хорошенькая женщина с романтическим именем, таинственного происхождения живет в лагере табо-ритов и имеет большое влияние на Жижку?

– Вы изволите говорить о загадочном существе, Са-такаисе? – уточнил трактирщик, сделавшись вдруг торжественно серьезным. – Никому не известно, кто она, откуда и каким образом сошлась с таборитами. Действительно ли она человеческое существо, созданное, как мы, из плоти и крови, или нечто выше женщины? Я не знаю. Одни болтают, будто она принцесса, приехавшая с Востока, другие – будто дьявол, злой гений Жижки. Я никогда ее не видел и надеюсь никогда не увидеть, – добавил Тремплин. – Мне рассказывали, что у нее глаза сверкают сверхъестественным огнем. Потом, у нее имя страшное, рыцарь!

– А вы слышали, что с нею в лагере живет приятельница? – продолжал Эрнест Кольмар. – Или, например, сестра?

– Нет, ни разу, – ответил хозяин «Золотого Сокола» и прибавил тоном глубоко серьезным: – Довольно и одного черта в образе женщины, чтоб перевернуть вверх дном христианский мир. Нет-нет, рыцарь, у Сатанаисы нет сестры. Иначе я бы непременно узнал об этом от многочисленных путешественников, удостаивающих своим посещением гостиницу «Золотой Сокол».

– Благодарю вас, любезный Тремплин, за удовольствие, которое я получил, побеседовав с вами полчаса, – сказал рыцарь. – Не стану задерживать вас долее: ваша гостиница так велика, что должна требовать постоянного внимания. Только, пожалуйста, отдайте это письмо барону Альтендорфу, – прибавил Кольмар, вынув из кармана послание Родольфа.

Тремплин взял письмо, поклонился и вышел исполнять поручение.

Пока рыцарь Эрнест Кольмар беседовал с хозяином «Золотого Сокола», в комнате над ним происходил очень интересный разговор.

На одном конце стола сидел человек высокий, сильный, с отвратительным лицом и надменными манерами. Ему было никак не менее пятидесяти лет, но проседь едва тронула его густые черные волосы. Мохнатые брови, густые усы и бакенбарды увеличивали его мрачный вид.