Бретт Холлидей - Дивиденды на смерть

Она была с непокрытой головой, в вязаной юбке и жакете, плотно облегавшем ее молодое, крепкое тело. У нее были черные вьющиеся волосы. Без косметики ее лицо, несмотря на бледность, казалось удивительно свежим. Пройдя на середину комнаты, она оперлась ладонями о стол и резко обернулась:

— Скажите, что я… что я ни в чем не виновата.

— Об этом лучше скажи ты сама, — отозвался Шейн.

Он вплотную подошел к ней и в упор посмотрел на нее.

Ее чуть удивленные глаза выдержали его взгляд. Тело девушки застыло в какой-то напряженной, неестественно изогнутой позе, напоминая натянутый лук. Ее голос был прерывистым, будто она задыхалась от долгого бега.

— Больше мне никто не поможет. Я вынуждена снова прийти к вам.

— Из-за тебя мы оба угодим в тюрьму. Тогда-то уж я ничем не смогу тебе помочь, — резко возразил он. — Зачем тебе понадобилось являться ко мне? Разве ты не знаешь, что за тобой следят?

— Больше мне некуда было идти. Но за мной никто не следил. Я прокралась в гараж и незаметно выехала через задние ворота.

— Кто-нибудь видел, как ты поднималась ко мне?

— Никто. Я прошла через служебный вход.

— Где ты оставила машину?

— На платной стоянке на Второй улице.

Хмуро кивнув, Шейн взял со стола сигарету. Девушка следила за ним, оставаясь в той же напряженной позе, словно боялась упасть, если расслабится.

Не меняя хмурого выражения лица, Шейн подошел к серванту и достал еще одну рюмку. Наполнив обе рюмки коньяком, он протянул одну из них Филлис:

— Выпей.

Она отшатнулась в сторону, ее глаза смотрели на него с отчаянием и мольбой.

— Не могу. Я никогда не пила раньше.

— Пора научиться, — сказал Шейн. — Теперь тебе придется многому учиться, тому, чего нет в книгах. Пей.

Правая рука девушки медленно оторвалась от стола, и она покачнулась. Выругавшись, Шейн бросился вперед, успев подхватить ее. Потом поднес рюмку к ее губам. Она покорно сделала глоток, и по лицу Шейна проскользнула легкая усмешка. Наклонив рюмку, он не отрывал ее от губ Филлис до тех пор, пока в ней не осталось ни капли. Когда он отводил девушку к креслу, она с покрасневшим лицом захлебывалась от кашля.

— Первая пинта всегда самая трудная, — с иронией в голосе заметил он. — Сейчас принесу воды.

Допив коньяк, Шейн поставил обе пустые рюмки на стол и, пройдя в кухню, налил воды в небольшой графин, бросив в него кубик льда. Когда он возвратился в гостиную, Филлис по-прежнему боролась с кашлем. Протянув ей бокал холодной воды, он придвинул кресло и сел.

— Итак, расскажи обо всем.

— Что вам рассказать? — По ее телу пробежала дрожь, — я пришла послушать вас.

Закурив сигарету, Шейн сказал, тщательно подбирая слова:

— Подумай, что я могу не знать из того, что известно тебе?

Поставив бокал на стол, она ухватилась за ручку кресла.

— Скажите мне, что я… не убивала маму. — В ее затуманенных глазах вновь засверкали безумные искорки.

Глянув на потолок, Шейн вздохнул:

— Я встречал странных людей, но ты далеко превосходишь всех.

Трясущимися руками Филлис взяла бокал с водой.

— Вы разве не видите, что доводите меня до безумия?

— Тебя до безумия? — Шейн глянул на нее с раздражением.

— Да. — Она снова закашлялась, набрав в рот слишком много воды.

— Ты лучше сочини какую-нибудь правдоподобную историю, если хочешь, чтобы фараоны не упрятали тебя за решетку.

— Я не желаю ничего сочинять! — яростно воскликнула она. — Я хочу знать правду. Я не знаю, что произошло сегодня вечером. Если маму убила я, я покончу с собой. — Ее тело дрожало, как туго натянутая проволока на ветру. Некоторое время она безуспешно пыталась открыть свою сумочку, потом выхватила из нее пистолет двадцать пятого калибра. Рукоятка оружия была инкрустирована перламутром.

— Ну, а это, — спокойно заметил Шейн, — будет достойным завершением всей истории. Начинай! — Наклоном головы он указал на пистолет.

Согнувшись, она внезапно начала рыдать. Протянув руку, Шейн взял у нее крохотный пистолет, потом пригладил копну своих непослушных рыжих волос.

— Черт возьми! — раздраженно воскликнул он. — Давай разберемся во всем по порядку. Прежде всего установим, что мне разрешено и что не разрешено знать.

— Неужели… я убила свою мать? — вновь произнесла она трясущимися губами.

— Ты меня спрашиваешь об этом уже в третий раз.

Может, ты будешь со мной откровенна? Что говорит полиция?

— Не знаю. — Неожиданно она стала заламывать руки с мольбой глядя на Шейна из-под опущенных ресниц. — Они задали мне тысячу вопросов, потом велели не выходить из комнаты.