Уильям Питер Макгиверн - Одинокий мститель. Убийство в госдепартаменте.

В комнате стояла удушающая жара. Корнелл услышал, как рядом что-то упало, и увидел, что мальтиец прыгнул на комод и принялся осторожно обнюхивать стакан. Блондинка неожиданно рассмеялась.

— Пей, красавчик, не то Челлини успеет раньше тебя.

— Пусть пьет, — отозвался Корнелл.

Кот начал с удовольствием лакать спиртное. Милли сидела на краю кровати, обнимая одной рукой Рулова. Седоволосый перестал рыдать. Выпивка помогла. Он смотрел на Корнелла всё ещё мутноватыми глазами, но в них уже появились проблески разума.

— Я должен извиниться. Милли и я — мы понимаем друг друга, но для постороннего… Ей не следовало нападать на вас. Но уж такая она.

— Я никому не позволю тебя обидеть, — заявила блондинка.

— Я знаю, милая. Боюсь только, эта проблема несколько превышает твои возможности.

— Ты никого не убивал, — свирепо заявила она.

— Ты не можешь быть в этом уверена.

— Я тебя знаю, — сказала она, — и уверена. И не смей так говорить, слышишь? Ты не убивал Джейсона Стоуна.

— А вы, Милли? — спросил Корнелл.

Она удивленно посмотрела на него. Он двумя пальцами покачал нож и продолжил:

— Его закололи насмерть. Кто-то очень ненавидел Стоуна, в него раз десять воткнули нож. Как раз такой.

Блондинка побледнела. Она бросила взгляд на Рулова:

— Я этого не делала! Да, я его ненавидела, но не убивала.

— Вы убили бы меня, если бы смогли, — отозвался Корнелл.

— Это совсем другое дело.

— Не вижу разницы. Вы ходили к Стоуну вчера вечером?

— Нет, не ходила. — В её голосе прозвучал вызов. — Кажется, я знаю, кто вы такой. Вы что, собираетесь самостоятельно распутать всё это?

— Если смогу, — кивнул Корнелл.

— Полицейские сцапают вас раньше.

— И все-таки я попытаюсь, — сказал Корнелл. Он взглянул на ошарашенного Рулова: — А вы были вчера в Оверлуке?

Седоволосый кивнул:

— Да, был.

— Иван…

— Всё в порядке, Милли. Я должен ему сказать. Он знает. Понимаешь, я был неосторожен. Я испачкал халат в краске, и он её видел. Наверно, прислонился к чему-то. Он знает, что я там был. Но я не убивал Стоуна, Милли.

— Я знаю, что не убивал, — успокоила его та.

Он посмотрел на Корнелла:

— Не убивал, но хотел бы. У меня было такое намерение, если он не… не будет вести себя разумно. У меня нелегкая жизнь. Я мог бы сколотить состояние, стать знаменитым. Мог дать Милли весь мир, если бы не Джейсон Стоун и то, что он со мной сделал.

— У меня и так есть весь мир, — возразила Милли. — У меня есть ты.

Рулов терпеливо улыбнулся:

— Я не гожусь для Милли, но никак не могу её в этом убедить. Несколько лет назад она была моей натурщицей, и однажды вечером я попросил её выйти за меня замуж. Она имела глупость согласиться. И теперь чувствует себя обязанной защищать меня от всего света.

Неожиданно Милли решительно заговорила:

— Иван, нам придется ему довериться. Он в таком же тяжелом положении, как и мы.

— Да, — кивнул Рулов.

— Может, он и нам поможет.

— Может, мы сможем помочь друг другу, — поправил Корнелл.

— Вы не убивали Стоуна? — спросил Рулов.

— Нет.

— Жаль.

Милли буркнула что-то язвительное. Теперь её, казалось, уже не волновала собственная нагота.

— Послушайте, — сказала она, — никто из нас не убивал Джейсона Стоуна, даже если всем нам этого очень хотелось. Неважно, что вы думаете об этом ноже. Я не ходила в Оверлук и не видела Джейсона Стоуна вчера ночью. Мы с ним никогда не встречались. Но я немного знаю о нем. Из-за него мы и застряли здесь, вместо того чтобы жить в приличном месте, где Иван мог бы найти применение своему таланту. Нам приходится возиться с кучкой недоумков, которые используют живопись как предлог для загула. Я не была в Оверлуке. Но Иван был.

Корнелл посмотрел на Рулова:

— Зачем?

— Чтобы достучаться до лучшей стороны его натуры — если у него такая есть.

— Что вам сделал Стоун?

— Вы об этом не можете знать. Это случилось сразу после войны. Понимаете, был объявлен открытый конкурс для художников — роспись стен нового правительственного здания. Подробности вам неинтересны. Жюри приняло мои эскизы и решило заключить со мной контракт.

Это была большая победа. Я думаю, не было человека счастливее меня. Это была вершина успеха. — Он поколебался. — Не знаю, поймете ли вы меня.

— Думаю, пойму, — ответил Корнелл. — И могу предположить, что случилось.

— Стоун, — сказала Милли, произнеся это слово как мерзкое ругательство. — После всех речей и подписания контракта явился Стоун и заявил, что росписи Ивана неамериканские, подрывные и Бог знает какие еще. Он начал кампанию в своих вонючих газетах, и Иван остался ни с чем. В этих росписях не было ничего такого, да и с патриотизмом у Ивана тоже всё было в порядке. Он едва успел удрать от большевиков в семнадцатом году. Но Стоун заставил комиссию забрать награду. Потом мы узнали, что он хотел, чтобы роспись делал один из его приспешников. Сейчас, всего через пять лет, краска уже облезает. — В её голосе звучала горечь. Полные губы дрожали. — Вы представляете, что это значило для Ивана? Это просто убило его. Он уже не оправился от удара. Он мертвый внутри, и всё из-за того, что сделал с ним этот Стоун. Он не может писать, как раньше, потому что Стоун запугал его и этот страх не проходит, сколько бы он ни пил. До этого Иван никогда не пил.