Людмил Федогранов - Я женщина, Господи!

И не патетика это, не громкие слов, не словоблудие, а истинная правда, потому что любой из нас без любимого человека неполон, нет его – и ты сам – не ты, а какая-то несуразная часть человека…

Поэтому Настя, когда Сергей радостно сообщил ей, что они «отстрелялись, теперь полная свобода!», стараясь удержать в себе слова, рвущиеся наружу, неловко замолчала.

– Насть, а Насть, ты чего молчишь-то? – Серёжка, полный радости, «не просёк» это её состояние. – Я говорю, что мы теперь на неделю вольные птицы, и поэтому я через два дня дома буду!

– Да, – односложно и невпопад отозвалась Настя на его слова.

– Так ты вроде бы как и не рада этому? Или это мне… мерещится?

– А ты пораскинь умишком, – посоветовала Настя, к которой постепенно возвращалась способность внятно выражать свои мысли.

– Я сегодня утром кофе пил без сахара, поэтому много думать мне категорически противопоказано! Опасно для здоровья – радостно объявил Сергей.

– Никак, совсем плохой стал?

– Со всем, что во мне есть, – стал плохой!

– Ладно, Мальчиш-Плохиш, рада я этому, рада, можешь не бежать за сахаром, бочкой варенья и ящиком печенья! Только…

– Настя, я буду дома целых… четыре дня, – заторопился Сергей, – так ты как-то возьми там отгулы, в своём универе…

– Не учи учёную, Мистер Спурт («Мистер Спурт» – это было прозвище Сергея Филаретова, под которым русский гонщик был более чем известен во всём мире – во всяком случае, в той его части, среди тех обитателей земного шара, которые воспринимали велоспорт как нечто, заслуживающее внимания, а таковых на нашей планете ох как немало!), не учи учёную! На четыре дня у студентки Смирновой возникают «семейные обстоятельства», и соответствующие университетские инстанции об этом уже поставлены в известность! Документально и своевременно, в установленном российским законодательством порядке…

– Семейные обстоятельства? – обычно чуть глуховатый голос Сергея, казалось, превратился в некую вибрирующую, туго натянутую струну. – Ты… откуда?…

– Что «откуда»? Из дому говорю, ты же сам мой домашний номер набирал, Спуртёныш…

– Всё нормально, – Сергей уже овладел собой, и голос его стал таким, как всегда. – Даже при условии употребления кофе без сахара…

– Ты что, решил на сахаре экономить? Или это Пит всех вас на диету посадил? – язвительно поинтересовалась Настя, имея в виду технического директора команды Пита Джефферсона. – А сам он – тоже на диете?

– От него дождёшься! Я говорю, что понять, что ты находишься у себя дома, я пока что в состоянии, но… Ты в какой комнате, а?

– А тебе зачем?

– Ну, я…

– А вот этого я тебе никогда не скажу! – пообещала Настя. – Никогда, ни за что не скажу!!! Сам должен додуматься, не маленький!

– А я и додумался! Вот слушай! – Сергей всерьёз собрался доказать свои способности к ясновидению, и Настя приготовилась слушать…

…Стандартный лист белой бумаги очень хорошего качества.

На нём – две колонки цифр и два графика.

Самый обычный документ, распечатка файла, сделанная на дорогом лазерном принтере. Видно, что принтер дорогой, потому что качество печати близко к идеальному. Такие документы очень приятно держать в руках: людям вообще приятно, когда вещи, которые должны облегчать их жизнь, отлично выполняют эти функции.

Их было пять, пять одинаковых листов бумаги с одинаковыми цифрами и графиками, и распечатаны файлы были на одинаково дорогой офисной технике, стоявшей в пяти респектабельных офисах в пяти разных странах мира.

Странах, которых находились очень и очень далеко друг от друга.

… Вот только держали в руках эти одинаковые листы бумаги совершенно разные люди, даже цветом кожи они отличались: альбинос скандинавского типа и потомок тех, кого везли в самую свободную страну мира в вонючих трюмах скрипящих от океанских ветров парусников…

Вместе с тем, этих совершенно разных мужчин объединяли две вещи: печать властности, которая отличала их лица и поведение, и явное недовольство, с которым эти хозяева жизни разглядывали описанные выше документы. Причём было очевидно, что недовольство это вызвано не качеством печати или бумаги.

Вероятно, содержание документов, которые оказались на их рабочих столах, и вызвало недовольство серьёзных, знающих цену деньгам людей.

Им было понятно, что то предприятие, в которое каждый из них вложил немалые суммы и доходы от которого до недавних пор с лихвой компенсировали эти вложения, перестало приносить такое количество денег, что на потери можно было закрыть глаза. Потери были и раньше, и это, конечно, не радовало, но и не могло не устраивать инвесторов, каждый из которых понимал, что деньги были вложены в достаточно сомнительное, если не сказать больше, с точки зрения закона предприятие, и поэтому был готов к неизбежным в этом случае потерям. Однако прибыли были такими, что эти неизбежные потери себя оправдывали.