Инна Тронина - Людоеды

Вилениус, обвёл блестящими голубыми глазами лица слушателей.

– Озирский услышал, что человек умирает, и спросил, какая группа нужна. Оказалось – именно его собственная. И он тут же дал кровь, причём сразу много, восемьсот миллилитров. Прямо у стола, не отходя никуда. Какому-то, прости, Господи, торгашу! Но это для него не имело значения. Теперь я – его раб навеки. Сам предложил – он ни в коем случае не настаивал. А ведь Андрея самого через три дня ранили. Ему кровь очень пригодилась бы. Помните. В «Ручьях»? Это тогда было. Вот…

Витольд заметил, что Озирский возвращается. На счастье, Андрей с кем-то зацепился языком, и немного задержался.

– Мужики, не говорите, что я вам рассказал. Он не любит, когда откровенничаю насчёт этого. А?

– Замётано. – Грачёв по-новому смотрел на Озирского.

Тот уселся за руль, обдав остальных морозцем и. как показалось Грачёву, запахом шампанского и цитрусовых. Сказал Вилениусу несколько слов на ухо, потом качнулся назад.

– Припоминаешь такого?

– С родимым пятном под носом? Знаю.

– Как только представится возможность, вдоль и поперёк его прочеши. Все данные сейчас же сбрось мне. Он торгует мясом, по дешёвке.

– Сделаю, – твёрдо сказал Витольд. – Послезавтра. Идёт?

– Лучше бы завтра. Ладно, как ты сочтёшь нужным, так и поступай. Но не позже третьего января, тут всё очень серьёзно. Счастливо, с наступающим тебя! Брату привет.

Андрей пожал Вилениусу руку.

– Обязательно передам. Он будет очень рад.

Витольд ушёл обратно в ресторан. А Озирский, продолжая улыбаться, повернул ключ зажигания.

– Ты Минцу звонил?

Турчин, откинувшись на спинку заднего сидения, вдыхал оставшийся после Вилениуса приятный запах одеколона. Над Гутуевским островом сияло чистейшее звёздное небо.

– Да, он уже там. У себя, на Васильевском. Бабка оказалась не такая уж слепая. По крайней мере, особую примету продавца сообщила. Если, конечно, он это пятнышко себе не нарисовал. Но Витольд говорит, что знает такого.

– Я оказался прав – с бабками Минц умеет беседовать. А это, между прочим, особый талант, доступный далеко не каждому. Впрочем. – Всеволод обернулся к Турчину, – ты тоже не оплошал бы. Находится же у людей терпение – я просто восхищаюсь! Это ведь уже ненормальные люди, которые не воспринимают реальность адекватно. Я лично не могу слушать про их героическую жизнь, про неблагодарных детей и про паскудных соседей. За миллион долларов не согласился бы, честное слово! И кормят их плохо, и разговаривают грубо, и воруют у них всё постоянно. Только сами они в нимбе сияют, как архангелы. Послушаешь – так ни одного недостатка, хоть очищайся под ними… Значит, описание торговца Сашка тебе продиктовал?

– Да, и Вилениус его вспомнил, – ответил Андрей, снова разгоняясь до приличной скорости.

Они ехали по тёмной и пустынной набережной Обводного канала.

– Кстати, чем занимается на Кондратьевском твой агент? – Грачёв решил узнать это у Андрея.

– Он катала, – просто сказал Андрей, словно в профессии его агента не было ничего предосудительного.

Того же мнения оказался и Грачёв:

– Ну, так никого же насильно не сажают с ним в карты играть! А брат его?

– Уже успел разлямкать? Зараза, метёт языком, как баба! Братан его, Конон Арсеньевич, у «Пролетарской» цветочные киоски держал. Год назад получил пером – шесть раз. Выжил – правда, с трудом. Теперь с тростью ходит, как благородный…

У Варшавского вокзала Андрей свернул на Московский проспект. Посматривая за дорогой, он покосился на Грачёва.

– Севыч, ты к Светлане с детьми не собираешься?

– Она приглашала на первое число. Я же с самых крестин Марьяшку не видел! Да и Богдан просил приехать – соскучился.

– На который час приглашала?

– К четырём. Свекрови её там не будет. Галина Павловна меня терпеть не может. Только и говорит, что я Мишку сгубил. Представляешь, каково мне это слушать?

– Это она зря, Севыч! Надо будет мне с ней поговорить при случае. Может быть, удастся в чём-то переубедить. – Озирский досадливо дёрнул щекой. – Я с тобой подарки передам детям. Жаль, что до сих пор не повидал Мишкину дочку.

– Ещё повидаешь! – успокоил Грачёв. – Я, когда завтра поеду на Просвет, заверну к тебе. Дома в три часа кто-нибудь будет?

– Мать с детьми должна быть, – ответил Андрей. – А про себя заранее ничего сказать не могу.

У станции метро «Московская» Андрей свернул с проспекта вбок. Сначала улица, по которой нёсся автомобиль, была застроена тяжеловесными «сталинскими» домами. Потом вдруг «Жигули» вырвались на заснеженный пустырь, отделяющий старые кварталы от более новых.