Ирина Калюжнова: Седьмой выстрел киллера Наденьки

– А сам изобретатель об этом знает?

– Не думаю, но в чужой стране это изобретение составляло единственное их богатство, она не могла сознательно лишить всего – его и себя.

Ваватычу казалось, что Ромка не особенно вникает в смысл его слов, но Ромкин вопрос попал в самую точку:

– У вас могли быть неприятности в связи с их отъездом?

Ваватыч слегка помедлил, что-то кольнуло его в сердце, и он вынужден был сделать полный вдох, прежде чем сказать:

– В некотором роде.

– Может быть, оставляя чертежи, она хотела вам помочь?

– Может быть.

Ромка посмотрел на него пытливо и снова спросил:

– Она к вам хорошо относилась?

Ваватыч вздрогнул. Ему понадобилось несколько минут, чтобы спокойно ответить:

– Да, она хорошо ко мне относилась, но никогда не стада бы грабить Егора.

– Какого Егора?

– Этого изобретателя зовут Егор Сергеевич, впрочем, какая разница, как его зовут.

– А она сама вам ничего не объяснила?

– Я не видел ее перед отъездом, они уехали тайно, они удрали. Бежали, потому что им угрожала опасность, но она оставила матери чертежи для меня.

Вдруг Ромка преобразился, глаза на его а исхудалом измученном лице заблестели, сейчас он был почти красивым. Он повернулся к Ваватычу всем телом и увлеченно заговорил:

– Знаете, я вообще-то не инженер, я математик, вернее окончил математический, но в душе я более всего технарь. В технике есть поэзия, в ней есть справедливость, потому что каждая машина работает или не работает независимо ни от чего, ни от каких-то там отношений, блата и связей. Вы понимаете?

Ваватыч не считал нужным что-либо понимать, но кивнул, поощряя Ромку продолжать, и Ромка продолжил:

– Я этими установками давно интересовался, считается, что они экологически чистые, но это не совсем так, вернее, совсем не так. Потому что, во-первых, они занимают большую площадь, во-вторых, сам процесс их работы может нарушить экологическое равновесие, и вообще все новые модификации отличались только высотой и размахом, в некотором отношении технически это тупиковый путь…

Ромка говорил, почти забыв о Ваватыче, он говорил для себя. Переключаясь с житейского на интеллект, он отдыхал, отключался от действительности, и это в значительной степени помогло ему сохранить свою психику в условиях зоны. Ваватыч слушал, слушал внимательно, хотя и не вникал в смысл слов, он не представлял себе, как можно всерьез интересоваться такими вещами, тем более сразу после выхода из тюрьмы. Занятный парень, и сейчас это, пожалуй, именно то, что ему надо. Несмотря на то что Ромка говорил о вещах, которых Ваватыч не понимал и не хотел понимать, во всем облике этого довольно нескладного парня и в его словах было что-то притягательно-детское, незрелое. Сколько же ему лет? Если они с Наденькой вместе учились в школе, значит, двадцать четыре. Каким он сам был в таком возрасте?

Это время Ваватыч помнил хорошо. Был он вполне взрослым и даже женатым и устроен был вполне неплохо. В институте вступил в партию, а после защиты диплома пошел работать на завод и очень быстро стал замом начальника цеха, а потом и начальником, и это вполне его устраивало, он жил в полном согласии с миром и с самим собой, очень довольный теми возможностями, которые давала ему должность. Мелкие взятки, хищения, приписки, ремонт родительского дома в деревне за счет материалов предприятия – все это наполняло его гордостью и в его окружении называлось умением жить. Когда начались новые времена, он считал, что ему повезло, он стал генеральным директором фирмы «Анонс», которая входила в комплекс «ИКМ», и у начальства Ваватыч был не последним человеком, правда, в дальнейшем пришлось заниматься заказными убийствами, искать исполнителей и руководить ими, но до определенного времени это его вполне устраивало. Углубившись в свои мысли, Ваватыч не сразу заметил, что Ромка молчит и вопросительно смотрит на него.

– Что? – рассеянно произнес Ваватыч.

Оказывается, Ромка что-то настойчиво твердит уже давно. А он, задумавшись, не слышал.

– Мне нужно посмотреть эти чертежи, – повторил Ромка.

– Посмотришь, – сказал Ваватыч, и вдруг отчетливо понял, что Ромка никогда бы не стал стрелять. Почему ему в голову вдруг пришла эта мысль, разве с этой целью он принял участие в судьбе парня? Киллер ему не нужен и больше никогда не понадобится. Он и сам не смог бы толком сформулировать, зачем ему этот парень. Во всяком случае, не во искупление своей вины он сделал все, чтобы подвести Ромку под амнистию. С его точки зрения, виной это не считалось. Но все же он чувствовал, что поступает правильно. Больше они не разговаривали. Начался дождь. Ромка отвернулся к окну и, казалось, весь углубился в созерцание косых струй. Ваватыч включил «дворники», и ему представлялось, что они раздвигают завесу, за которой спрятано прошлое.