– Ты был один?
– Эдди сказал, что один.
– А потом?
Потом? Потом начинался эпизод с Лу. Я не хотел причинять боль Мэй после того, как и так доставил ей столько неприятностей.
– Не помню, – сказал я.
– Постарайся вспомнить. Сделай усилие, – настаивала Мэй.
Я сделал усилие. И впервые вспомнил о ночном баре, где стаканы для коктейля, когда их ставили на стойку бара, играли зеленым, фиолетовым и красным светом. Я подумал тогда, что это была самая последняя новинка, но сидевший рядом игривый турист сказал, что такое уже несколько лет было во всех ресторанах больших городов.
Позади стойки бара, на эстраде, стояло белое пианино, и блондинка с лошадиным лицом пела пародийные куплеты, в одном из которых речь шла о деревьях. Я припомнил и первые строки:
Мне больше никогда не слышать слов поэмы,
Столь нежных, чистых, гладких, как колени...
Потом вспомнил и то, как сидел в кабинете с четырьмя мужчинами, которым рассказывал каким замечательным типом я был и что я мог бы совершить, будь я на месте Кендалла.
– Постарайся вспомнить их лица, – сказала Мэй. – Подумай, был ли среди них Мантин.
Я старался. Но лица всех четверых упорно оставались в тени. Я вспомнил только лицо бармена, усталого человечка с золотой коронкой на резце, которая блестела всякий раз, когда он улыбался.
– Бесполезно, – сказал я. – Не могу вспомнить.
– И ты не помнишь, откуда взялись в твоих карманах лишние две сотни долларов?
– Ни малейшего понятия!
– И потом уже ты проснулся от стука Мантина в дверь номера в гостинице?
– Точно, – соврал я.
– Как же он узнал, что ты был там? – спросила Мэй.
– Вот над этим-то я и ломаю голову с самого утра.
Убрав на место посуду, мы с Мэй вышли посидеть на террасу. Запах жасмина и петуний смешивался со свежим запахом влажной травы. Гуэн и Боб тоже сидели на своей террасе. Я видел как вспыхивал красный огонек сигары Боба. Время от времени на улице появлялся кто-нибудь из соседей или проезжала автомашина. Этот вечер был похож на тысячу других, но для меня темнота была полна зловещих теней. Они окружали меня. Я чувствовал на себе их взгляды. Я дошел уже до того, что ждал, что вот-вот увижу как Мантин, с сигареткой в уголке рта, толкнет сетчатую дверь и скажет мне: «Скажи-ка, чего это ты ждешь, вместо того чтобы оторвать от стула свой зад и пойти выполнять работу, за которую я тебе заплатил? Сидя на месте, ты дела не продвинешь».
Итак, дело. В ванной комнате Мантин говорил о каком-то деле. Что это за дело? О чем шла речь?
Мэй прижалась ко мне и сделала новую попытку:
– Джим, сколько сейчас дел ведет мистер Кендалл?
– Три.
– Важные?
– С какой точки зрения их оценивать. Есть дело водителя-лихача, который сбил пешехода и скрылся с места происшествия. Из-за этой истории я две недели бегал в поисках свидетелей, чтобы доказать, что наш клиент не был пьян. Но на самом деле он был настолько пьян, что в момент происшествия думал, что находится в Майами. Затем есть дело о незаконном присвоении наследства. И, естественно, дело Пел. Хотя оно уже вне нашей компетенции: теперь, когда кассационная жалоба отклонена, все кончено.
– А ты можешь что-нибудь сделать для кого-то из клиентов? – спросила Мэй. – Для одного их тех, естественно, по чьему делу еще не было постановления суда. Что-нибудь такое, за что можно было бы заплатить десять тысяч долларов?
– Я уже думал об этом, – сказал я, – но это меня ни к чему не привело. В деле автомобилиста Кендаллу платит страховая кампания. А дело о присвоении имущества – совсем пустяковое.
– А дело Пел? – спросила Мэй, перебирая мои пальцы. – Для нее ты мог бы что-нибудь сделать?
В памяти всплыл новый эпизод из похождений прошедшей ночи.
– Я об этом с кем-то говорил вчера вечером. Точно, теперь, когда я об этом думаю, я уверен, что в полную глотку об этом разглагольствовал. Я говорил, что с самого начала и до конца процесса Кендалл вел дело вопреки здравому смыслу. Саммерс был негодяй. Многие потерли от удовольствия руки, когда его убили. Единственным серьезным аргументом обвинения против Пел было то, что Саммерс, так сказать, отдалился от нее и что она, по ее собственному признанию, пригрозила ему, что убьет его, если будет им обманута. Это, а также отпечатки пальцев Пел на пистолете, и показания блондинки (ну помнишь, их соседка) о том, что она слышала как Пел ругалась с Саммерсом накануне убийства последнего.
Мэй сжала мои пальцы.
Читать дальше