Лоуренс Блок - Когда закроется священный наш кабак

После завтрака я заскочил в «Мак Говерн», чтобы выпить. Потом завернул за угол в собор Святого Павла и посидел там в тишине и покое около получаса. Потом вернулся в гостиницу.

В своей комнате я посмотрел бейсбол и бокс по программе «Мир спорта» и еще чемпионат мира по арм-рестлингу и женщин, вытворяющих что-то такое на водных лыжах. То, что они делали, было явно не просто, но смотреть на все это оказалось неинтересно. Выключив телевизор, я ушел. Я зашел к «Армстронгу» и переговорил с несколькими людьми, потом сходил к «Джо Фаррели», чтобы поесть чили и выпить пару стаканчиков рома «Карта Бланка».

Выпив кофе с бренди, я вернулся на ночь к себе в гостиницу. Мне хватило бы бурбона, чтобы скоротать воскресенье, но я решил все же купить и пива — мои запасы почти все вышли, а в воскресенье в магазинах спиртного не купить до двенадцати дня. Никто не знал, почему так. Возможно, за этим стояла церковь, может, ей нужно было, чтобы верующие приходили в церковь страдающими от похмелья, потому что тяжело страдающие легче раскаиваются?

Я глотнул пива и включил телевизор. Заснув перед телевизором, я проснулся в середине какого-то фильма про войну, помылся, побрился и сел в нижнем белье досматривать этот фильм и смотреть следующий, пил бурбон и пиво, пока опять не смог уснуть.

Когда я снова проснулся, был уже воскресный полдень и по-прежнему шел дождь.

Где-то в половине четвертого зазвонил телефон. Я взял трубку на третьем звонке.

— Мэтью? — спросил женский голос, и сперва я подумал, что это Анита.

Потом она сказала:

— Я пыталась дозвониться до тебя позавчера, но никто не отвечал.

Тут я услышал характерный акцент жителя Северной Каролины.

— Я хотела поблагодарить тебя, — сказала она.

— Совершенно не за что, Кэролин.

— Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты был джентльменом, — сказала она и тихо засмеялась. — Пьющим бурбон джентльменом. Кажется, я могу вспомнить многое из того, что наговорила.

— Насколько я помню, ты была убедительно красноречива.

— Да, и на другие темы тоже. Я извинилась перед Билли за то, что вела себя не как леди, и он уверил меня, что я вела себя отлично; но бармены всегда так говорят, верно? Я хотела поблагодарить тебя за то, что ты проводил меня домой. — Она замолчала. — И... мы с тобой...

— Нет.

Она вздохнула с облегчением.

— Что ж, я рада этому; но только потому, что ненавижу ситуацию, когда ничего не могу вспомнить. Надеюсь, что не вела себя самым постыдным образом, Мэтью.

— Ты вела себя превосходно.

— Я не была такой. Я ведь многое помню. Мэтью, я наговорила много плохого о Томми. Я облила его грязью, но надеюсь, что ты понимаешь — это только пьяные бредни.

— Иначе я и не думал.

— Он отлично относится ко мне, понимаешь. Он хороший человек. Просто у него есть свои недостатки. Он сильный, но с определенными слабостями, — добавила она.

Во время моей работы в полиции я слышал, как одна ирландка говорила полицейскому за соседним столом о своем пьяном дружке: «Но это всего лишь маленькие слабости сильного мужчины».

— Он заботится обо мне, — продолжала Кэролин. — Не придавай значения тому, что я наговорила.

Я ответил ей, что никогда не сомневался в его заботливости и что я сам тогда не особо понимал, что она говорит или не говорит, ведь я изрядно напился в ту ночь.

Вечером в воскресенье я пошел в «Мисс Китти». Шел мелкий дождь.

Сначала я ненадолго заскочил к «Армстронгу», в «Мисс Китти» была такая же атмосфера воскресного вечера. Завсегдатаи и живущие по соседству привнесли сюда легкомысленное настроение «спасибо тебе, Господи, что уже пятница». Из музыкального автомата лилась песня: девушка хвасталась своими новехонькими роликами. Она играла голосом, находя какие-то новые звуки гаммы.

Бармен был мне не знаком. Когда я спросил, где Скип, он показал на офисную комнату в глубине.

Скип был там вместе со своим партнером. У Джона Касабиана было круглое лицо, и он носил очки в тонкой оправе с круглыми стеклами, которые увеличивали его глубоко посаженные глаза. Он был тех же лет, что и Скип, но выглядел моложе, напоминая школьника-очкарика. На обеих его руках были татуировки, хотя он совсем не походил на человека, которому они к лицу.

Одна татуировка представляла собой змею, обвивающую кинжал. Змея открыла пасть, готовая укусить, а с кончика кинжала капала кровь. Вторая татуировка была проще, можно даже сказать безвкуснее: браслет, плетеной цепочкой охватывающий правое запястье. «Будь она хотя бы на другом запястье, — говорил Касабиан, — я бы мог прятать ее под часами».