Лесли Чартерис - Святой в Лондоне

Тил сложил письмо, спрятал его в карман и сжал губы в упрямую тонкую линию. С любым другим человеком он посчитал бы дело практически законченным; но ему уже часто приходилось скрещивать шпаги со Святым, и инспектор знал, что все его смертоносные выпады шутя парировались блестяще отточенной шпагой интеллекта Святого, который всегда действовал с улыбкой более разительной, чем любой встречный удар. Но выпад надо было сделать.

– Полагаю, вы понимаете, что это шантаж? – спросил Тил.

– То есть вымогательство денег при помощи угроз? – слегка нахмурившись, уточнил Святой.

– Если пользоваться формулировкой обвинения, – упрямо сказал инспектор, – то да.

И вот он последовал, этот хладнокровный взмах шпаги, начисто отбивший выпад Тила.

– А где же там угрозы? – озадаченно осведомился Святой.

Тил сглотнул комок в горле. Игра снова началась: он тщетно тупил свои лучшие клинки о стену, твердую, как камень, но вместе с тем неосязаемую, как эфир; он, заранее зная о неудаче, преследовал пирата, которого найти было легче, чем любого другого нарушителя закона в Лондоне, но который был еще более неуловим, чем привидение, хотя состоял из плоти и крови. В тот момент в душе инспектора праведный гнев против несправедливости судьбы возобладал над человеческой добротой, но ему приходилось сдерживать этот гнев.

– Угрозы содержатся в письме, – заявил он.

Саймон почесал подбородок с видом искреннего удивления, который подействовал на Тила как добрая доза стрихнина.

– Быть может, я пристрастен, – заметил Святой, – по угроз в письме не вижу. Оно составлено в очень уважительном тоне, за исключением, возможно, некоторой фамильярности в конце, где благородный джентльмен назван просто по имени – Лео, но в наши дни это становится все более распространенным. Во всех других отношениях я считаю письмо образцом сдержанного, но трогательного красноречия. У меня имеется некая книга, и мне пришло в голову, что Лео может пожелать купить у меня ту ее часть, где упоминается его имя: вы ведь знаете, как любят рекламу политики. Поэтому я и предложил продать ему эту часть, что абсолютно законно – в этом я уверен.

– По заявлению мистера Фарвилла, – возразил Тил, – упомянутая вами часть книги представляет собой просто подборку клеветнических измышлений, и ничего более.

– У него, должно быть, совесть нечиста, – подняв брови, ответил Саймон. – Но посадить меня в тюрьму все равно нельзя. В моем письме даже и намеков не содержится. Попытайтесь найти там хоть одну угрозу, хоть одно оскорбительное слово, хоть одно сомнительное предложение. Письмо целиком, – скромно продолжал Саймон, – выдержано в самых лестных и даже хвалебных тонах. Ожидая получения чека от Лео до полуночи следующей субботы, я выразил уверенность, что я лишь предвосхитил его собственное естественное желание внести вклад в такое благородное дело. Быть может, Лео и не такой уж большой филантроп, как мне показалось, – с сожалением отметил Святой, – но я надеюсь, что в конце концов Господь его просветит. Однако я совершенно не вижу, Клод, какое вы имеете отношение ко всему этому.

Инспектор Тил набрал в грудь столько воздуха, что чуть не лопнул.

– Ах, не видите? – прорычал он.

– Действительно, не вижу, – ответил Святой. – Возможно, письмо попало к Лео в очень неудачный момент: ведь другие люди, получившие идентичные письма, вели себя совершенно иначе. Вот поглядите.

Он взял со столика какой-то листок и поднял на уровень глаз детектива, чтобы тот мог прочитать. Это был чек на Городской и Континентальный банк, выписанный в тот же день на сумму двести тысяч фунтов стерлингов.

– Сэр Баркли Эдингэм приехал ко мне в половине десятого и оставил вот этот чек – он очень торопился внести свою долю. Генерал-майор сэр Гумбольдт Куинн примчался в половине одиннадцатого – он немножко поворчал и поскандалил насчет цены и отбыл, пообещав подумать, но я уверен, что он в конце концов заплатит. Другие жертвователи объявятся в течение ближайшего дня-двух, и я могу спорить, что Лео тоже будет в их числе, как только немного поостынет. Вы бы, Клод, поговорили с ним еще разок, это может помочь наставить его на путь истинный.

– Не вам советовать мне, что делать, – запальчиво ответил Тил. Он так вытаращился на чек, который Святой сунул ему под нос, что его глаза, потерявшие обычное сонное выражение от негодования, почти выскочили из орбит, а мозг напрочь отказывался верить тому, что они видели. Огромным физическим усилием он оторвал взгляд от невероятных цифр.