Микки Спиллейн - Капкан на наследника

— Этого недостаточно, чтобы спасти «Баррин», Дог.

— Что для этого нужно?

— Чудо.

— Неужели деньги не в силах помочь?

— Разве Роланд Холланд не разъяснил тебе все «за» и «против» великой финансовой политики?

— Да пытался, конечно, но я ведь не математик. Цифры — не моя стихия. Всякие там функции, синусы, многочлены — темный лес.

— Только твой собственный член — твоя стихия.

— Прибереги свои грязные шуточки для девчонок.

— Продажа твоих земель продлит агонию «Баррин» еще на месяц, не более того, да и то из-за всей этой шумихи вокруг фабрики. Как только интерес публики стихнет — все, скажи «прощай».

— Что-то ты совсем скис, — удивился я.

— Это вполне объяснимо. Я прожил целую эру. Нет, даже эпоху. Так горько видеть, как все идет псу под хвост. Ты открыл ящик Пандоры и позволил им заглянуть в него. Они клюнули на наживку, и вот теперь мир рушится вокруг них и почва уходит у них из-под ног. — Он помолчал, внимательно поглядел на меня и спросил: — Сколько у тебя еще осталось?

— Ну, несколько миллионов.

— Тогда забудь об этом, если только не хочешь сыграть роль Санта-Клауса в городе, где живут дети, которые не верят в сказки. Не пройдет и суток, как они поймут подвох и разочарованно разбредутся по домам к своим разбитым мечтам. Поверь мне, нет ничего горше, чем возвращаться к былому.

— Дерьмо собачье!

— Ты проиграл, Дог. — Голос Хантера звучал неумолимо.

— Дерьмо кошачье! — выдал я.

— Не важно, какое животное роняет его на землю, воняет оно все равно одинаково, — съязвил адвокат. — Наверное, я никогда не узнаю, зачем тебе все это понадобилось.

— Я хотел вернуться домой, только и всего.

— Ты видишь, чем обернулось твое возвращение?

— Вот дерьмо!

— Куда подевались зверушки?

— Загляни себе под хвост.

Бенни Сачс подтянул ремень, на котором болталась его пушка, кивнул нам и сел рядом с моим адвокатом, даже не удостоив того взглядом. Все его внимание безраздельно принадлежало мне одному.

— Мы узнали, кто хозяин машины.

— Я и сам мог бы сказать вам, что она моя, — пожал я плечами.

— Пластиковая взрывчатка.

— Угу. На выхлопной трубе. Взрыватель тепловой.

— Какой ты догадливый!

— В точку, друг мой.

— Мне из Нью-Йорка звонили.

— Этого следовало ожидать.

— Вы мне не нравитесь, мистер Келли.

— Я не Мэрилин Монро, чтобы всем нравиться. Какие теперь проблемы?

— Парни Макмиллана в городе.

— Я рад за них.

— Они служат охранниками на одном из его предприятий. Затевают кое-что против тебя.

— Тогда почему же я до сих пор жив?

— Вот этого-то я как раз и не понял. Пока. Но непременно разберусь.

— Отлично, офицер. Просто помни, что тебя поставили защищать своих подопечных.

— Пошел ты к чертям собачьим, мистер Келли.

— Пытался однажды, только вот дорогу не нашел. Не подскажешь?

Когда он ушел, Хантер удивленно поглядел на меня:

— Я чего-то не понял?

— Я тоже. Пошли вернемся на собрание. Полное разграбление фабрики скоро подойдет к концу.

Официальный приговор звучал запутанно, как циркуляр папы римского, однако вся суть сводилась к одному: Кросс Макмиллан владеет фабрикой и Кросс Макмиллан вознамерился разорить ее. И не было ни малейшей надежды на то, чтобы поддержать угасающую на глазах жизнь «Баррин индастриз» и Линтона. Текущие контракты будут поддержаны, исполнены вовремя, но на других предприятиях, а без них «Баррин» превратится в пустышку, раковину, которую рак-отшельник бросил на произвол судьбы.

В корпусах мерно гудели станки, улыбались операторы, но уже слышалась тяжелая поступь рока, и вскоре пакеты с ленчем и термосы превратятся в ностальгические воспоминания о днях, которые не сегодня завтра канут в Лету. Сколько раз человек может произнести «Черт!»... ругательство, вызванное бессилием изменить что-либо и которое вырывалось автоматически, как если бы ты треснул себе молотком по пальцам.

К черту деньги. Они тут ни при чем. У них у всех имеются социальные гарантии, страховка, пенсии, и, если правительство будет продолжать придерживаться прежнего курса, они смогут получать еще больше, только вот эти парни никогда не попросят. Им совсем не этого надо. Все, что им было нужно, — это надежда, а я разбил ее вдребезги.

Зато теперь я могу не сомневаться, что на мои похороны соберется целая толпа народу.

И все будут хохотать до упаду.

Я вытащил сигарету, прикурил и привалился к стене в ожидании его появления, и вот он вышел.