Микки Спиллейн - Капкан на наследника

— Хорошо хоть заплатили? — ткнул я большим пальцем в сторону родственничков.

— Мой банковский счет изрядно пополнился, чего уж тут скрывать. И если я останусь в живых, я смогу жить жизнью жирного грязного навозного червя. Но зато вновь обрету независимость.

— Ты останешься в живых, — проинформировал его я. — Так что будь счастлив.

— Как, с сознанием того, что это я накинул тебе петлю на шею?

Видно, выражение моего лица так напугало его, что бедолага предпочел снова впасть в ступор.

— Не стоит вычеркивать меня из списка живых, пока не увидишь, что я посетил патологоанатома, друг мой, — сказал я.

Я услышал, как Лейланд Хантер зашелестел бумажками, складывая их в атташе-кейс. Адвокат последовал за мной в холл и принял пальто из рук дворецкого. Харви поглядел на меня с той же загадочной улыбкой и произнес:

— Я уже позвонил доктору, сэр.

Мы с Хантером сели в машину.

— Ну и куда ты теперь направишься, Дог? — проговорил он через некоторое время.

Я оскалился в улыбке и крутанул руль на следующем повороте.

— Повидаться с Кроссом Макмилланом, куда же еще?

Примерно через квартал из проезда показался небольшой автомобильчик, повисел у нас на хвосте с четверть мили и свернул в сторону. Киллеры обычно не пользовались подобными тачками, но мне стало жутко интересно, почему это на развилке, неподалеку от фабрики, ко мне снова прицепилась сильно похожая машина. Она так же следовала прямо за нами какое-то время и потом исчезла из вида. День был сырым и мрачным, больше похожим на сумерки, однако настоящая ночь наступит не скоро.

Арнольд Белл предпочитал ночное время суток.

И я тоже.

Пять дней. Через пять дней все наружные и внутренние съемки на комплексе «Баррин» будут полностью завершены, съемочная группа и актеры, занятые в «Плодах труда», отправятся в другие места и вернутся в свои студии, где и пройдет завершающий этап работ. Безобидный сюжет будет дополнен откровенными сценами, снятыми при закрытых дверях, к съемкам прочих видов допустят разношерстную публику — любителей поглазеть на кинозвезд.

Агенты по рекламе и работники по связям с общественностью — люди чудовищно беспринципные, готовые на все, лишь бы радостно улыбающиеся легковерные граждане, которых якобы вернули к жизни, никогда не поняли, что с ними происходит. «Баррин индастриз» снова жила и здравствовала. Местные жители так и думали. Их таланты снова понадобились кому-то, и вот они бросаются сломя голову, чтобы положить их на алтарь служения обществу. Улей открыт. Пчелки перелетают с цветка на цветок, собирают нектар и складируют мед в соты. Пчелиная матка откладывает яйца, трутни прислуживают ей, и никто даже не подозревает, что пчеловод уже близко, а в руках у него — дымовая шашка.

Ну не понравился ему вкус меда, и все тут.

Акционеры сладко дремали в своих крошечных уютных кроватках и видели чудесные сны, а в маленьком офисе было не протолкнуться от шикарных молодых людей, у каждого из которых были свои собственные портфельчики и папочки, битком набитые оптимистичными отчетами. Во главе стола председательствовал парень со шрамом на черепе, который имел твердое намерение отправить меня на тот свет, и он все время поглядывал на дальний конец стола, где я сидел, пытаясь разобраться в его чувствах, но выражение его лица оставалось для меня загадкой. Однако денег у него было достаточно, и если Арнольд Белл промахнется, то он непременно наймет человека, чтобы тот убил меня. Но даже если этого никогда не произойдет, у него достанет средств разломать все на кусочки.

Доклад «Фарнсворт авиэйшн» был очень коротким. «Баррин» не в состоянии выполнить условия договора, но заводы Макмиллана — могут.

Сигнал дан, разграбление началось.

И так до перерыва, когда вице-президент «Фарнсворт» спросил меня за чашечкой кофе, не я ли являюсь полноправным владельцем определенного куска суши, а именно безводных пустынных земель, и я ответил, что так оно и есть... бесконечные акры облюбованной змеями местности, где туристы обожают делать фотографии.

Продам ли я ее?

А почему бы и нет?

По крайней мере, избавлю Лейланда Хантера от геморроя.

Старик на портрете улыбался все шире и шире. Я изо всех сил разбежался, чтобы перепрыгнуть через пропасть, и он с нетерпением ожидал, когда я свалюсь вниз, потому что скорости мне явно не хватало. Все, чего жаждал этот мерзавец, — чтобы я схватился за противоположный край, но пальцы мои не выдержали напряжения и разжались, и я полетел к чертям собачьим с мыслью о том, что почти достиг цели. Но в данном случае «почти» — недостаточно. Сострадание было совсем не к лицу старому адвокату. Жалость не входила в список его добродетелей, даже если дело касалось меня. Конечно, иногда старик впадал в воспоминания о двух девицах в одной постели и даже о старой Дубро, но официально он не мог себе позволить выражать жалость или симпатию. Хантер вежливо покачал головой, отправил в рот ложку салата с тунцом и сказал: