Джон Кларксон - Только один закон

Он опять уселся на диван, взял в руки папку и открыл ее. В ней лежали три листа бумаги, заполненные плотным текстом, отпечатанным на бланках Тихоокеанской безопасности. Текст содержал отчет о первом контакте с Джаспером Крэнстоном. Там же находились ксерокопии отчета медицинского эксперта о вскрытии, произведенном в Хило. Две странички с копией доклада отделения городской полиции Хило в округе Пуна. И еще были фотографии. Двенадцать цветных снимков. Размером восемь на десять. Очень страшных. Столь нереальных, что могли показаться кадрами дешевого фильма ужасов.

Пять фотографий, сделанных при ярком дневном освещении, запечатлели место гибели. Казалось, что тело сначала поддерживалось стволом дерева охиа, а потом завалилось налево да так и замерло в неестественной позе, полусидя. Часть тела от груди до таза выглядела черным дуплом, окаймленным разлагающейся плотью. Грязная, разорванная спереди футболка, с разлохмаченными краями прорехи, обтягивала зияющую полость. Внутри огромной раны белели обглоданные кости – участки позвоночника, таза и ребер, а также виднелись куски черного гниющего мяса, разорванные остатки хрящей и сухожилий. Обе руки Билли широко раскинуты ладонями вверх. Голова свернута набок. Вместо лица – ужасная маска смерти: ввалившиеся щеки, оскал зубов широко раскрытого рта, мертвые глаза, грязные спутанные волосы. Борода достает почти до зияющей полости.

Фотография казалась гротескным изображением молящегося в лохмотьях, на лице застыло выражение ужаса и недоумения.

Остальные снимки размером восемь на десять были четкими изображениями развороченной плоти, снятыми 35-миллиметровой камерой со вспышкой и другими осветительными приборами. Снимки были сделаны рукой судебно-медицинского эксперта. Труп, очищенный и омытый, ровно уложен на спину. Серовато-бурая кожа имела пепельный оттенок с темными трупными пятнами вокруг открытой раны. Длинная борода и волосы зачесаны назад, грудная клетка вскрыта и развернута, черепная коробка тоже вскрыта, мозг извлечен. Потом ужасающие останки Билли Крэнстона были собраны и стянуты широкими небрежными стежками толстой черной нитки.

Ничего более отталкивающего, чем то, что осталось от Билли, и представить было нельзя. Фонтан энергии, удивительный герой юности Девлина превратился в растерзанную груду гниющего мяса. Даже некогда ослепительно-белые зубы казались маленькими грязными обломками мертвой кости.

Фотографии ясно иллюстрировали, что произошла страшная трагедия, но ничего не могли сообщить о ее причинах. Девлин закрыл папку, он решил оставить чтение текста на завтрашний день. В самолете у него будет достаточно времени, чтобы в полной мере ощутить и снова пережить ту боль, которую ему доставят ровные и бесстрастные строчки отчетов.

За время пятичасового перелета на Гавайи Девлин внимательно изучил досье по делу Билли. Оно поведало ему, что происходило после смерти Билли, но почти ничего не сообщало из того, что случилось до. Из отчетов стало понятно, что полиции почти ничего не удалось обнаружить. Полицейские не вдавались в объяснения о том, почему не нашли ничего важного. И, разумеется, в отчетах ничего не сообщалось о том, каким образом Билли пал так низко.

Девлин надеялся, что ответы появятся у него после встречи с отцом Билли, генералом Джаспером Крэнстоном. Он закрыл глаза и задремал, а огромный «ДС-10» по-прежнему стремительно мчался на восток, удлиняя, растягивая сутки.

Самолет летел вслед за солнцем, долго не давая растаять закату. И все же в Гонолулу они прилетели уже ночью. Находясь высоко в небе, Девлин время от времени смотрел вниз. Совершенно отсутствовало впечатление, что самолет пересек огромный океан. Появившийся на горизонте город оказался похожим на тысячи таких же: полосы и вспышки света, рассекающие темноту, не давали представления о том, что ждет пассажиров на земле.

Девлин вышел из самолета, ощущая себя бодрым и отдохнувшим. В Сан-Франциско он проспал всю ночь и часть утра, к тому же в самолете подремал и сейчас чувствовал, как его тело снова наливается силой.

Еще в Сан-Франциско он связался с генералом Крэнстоном и разузнал дорогу к его дому на Оаху.

Не терпелось выбраться из аэропорта. Он вновь оказался в другой климатической зоне, в ином мире.

Но, шагая по терминалу, Девлин не ощущал себя на Гавайях. Если не смотреть на витрины магазина, предлагавшего сплетенные из цветов гирлянды, то аэропорт был точно таким же, как в любом другом городе Америки. Только войдя в центральный зал и, неожиданно очутившись в аэропорту без стен, он действительно ощутил себя прибывшим на Гавайи. Под ногами был пол, над головой – крыша, защищающая от дождя, но стены отсутствовали. Нежно обволакивал, напоенный ароматами, влажный воздух островов. Даже смешанный с выхлопами реактивных двигателей, вдыхать его было приятно. Девлин наконец осознал, что вне сомнения, находится на Гавайях.