Сара Парецки - Приказано убить

Официанты вертелись вокруг нашего стола. Десерт? Кофе? Феррант рассеянно выбрал яблочный пирог.

– А вы не могли бы поговорить с ними, мисс... Агнес? Я имею в виду, с членами правления по согласованию? Как я говорил Вик, мне не по зубам вся эта чепуха с акциями. Даже если бы вы сказали мне, какие вопросы задавать, я бы не знал, правильно мне отвечают или нет.

Агнес положила три кусочка сахара в кофе и энергично его размешала.

– Обычно это не принято. Покажите мне список брокеров, и тогда я решу, как поступить. Что вы можете сделать, так это позвонить Бэррету и попросить его прислать вам список тех, на кого были зарегистрированы акции при продаже. Если окажется, что я кого-нибудь хорошо знаю, брокеров или покупателей, то могу им позвонить.

Она посмотрела на часы:

– Мне пора обратно в офис. – Она подозвала официанта и заплатила по счету. – А вы, двое, оставайтесь.

Феррант покачал головой:

– Лучше я позвоню в Лондон. Там сейчас девятый час – мой директор должен быть дома.

Я вышла вместе с ними. Снег прекратился. Небо посветлело, и температура упала. Банковский термометр показывал одиннадцать градусов. Я дошла с Роджером до «Аякса». Когда мы прощались, он пригласил меня пойти с ним на фильм в субботу вечером. Я согласилась, затем направилась дальше по Уобош к своему офису, чтобы закончить донесение об украденных деньгах. В тот вечер, медленно двигаясь по направлению к дому, я размышляла о том, как найти кого-нибудь, кто знал бы о подделке акций. Фальшивомонетчики – это граверы, которые встали на преступный путь. Одного гравера я знала. По крайней мере, знала того, кто с ним знаком.

Доктор Шарлотта Хершель, для меня Лотти, родилась в Вене, выросла в Лондоне, где получила докторскую степень Лондонского университета, и жила в миле от меня, на Шеффилд-авеню. Брат ее отца Стефан, гравер, иммигрировал в Чикаго в двадцатые годы; когда в 1959 году Лотти решила приехать в Штаты, она выбрала Чикаго отчасти потому, что здесь жил ее дядя Стефан. Я никогда его не видела – она редко с ним встречалась, просто говорила, что чувствует себя более уверенно, зная, что поблизости есть родственник.

Начало моей дружбы с Лотти относится еще к студенческим годам в Чикагском университете, когда мы вместе участвовали в движении в защиту абортов. С тех же времен она знает Агнес Пасиорек.

Я притормозила на Бродвее у «Острова сокровищ», чтобы купить продукты и вино. Было шесть тридцать, когда я приехала домой и позвонила Лотти. Она только что вернулась из клиники, которой руководит и которая расположена на Шеффилд, недалеко от ее дома. Она охотно откликнулась на мое приглашение поужинать вместе и сказала, что приедет сразу, как только примет ванну.

Я прибрала в гостиной и на кухне. Лотти никогда не критикует мою манеру ведения домашнего хозяйства, но сама она ужасная чистюля, было бы просто неприлично вытащить ее из дома в такой холод для серьезного разговора и заставить провести вечер в бардаке.

Курица, чеснок, грибы и лук, припущенные в оливковом масле и обжаренные затем с бренди, превратились в прекрасное тушеное мясо. «Руффино» дополняло меню. К тому времени, когда вода закипела, раздался звонок в дверь.

Лотти быстро взбежала по лестнице и крепко меня обняла.

– Как хорошо, что ты позвонила, дорогая. Такой длинный, утомительный день: ребенок умер от менингита только потому, что мать не привезла его вовремя в больницу. Повесила ему на шею амулет и думала, что это снимет сорокаградусную температуру. Там еще три сестры, мы послали их в больницу Святого Винсента на обследование, но Боже мой!..

Я задержалась с ней на минуту, прежде чем войти в квартиру, и спросила, не хочет ли она выпить. Лотти напомнила мне, что алкоголь – яд. В экстремальных ситуациях она считала бренди допустимым, но сегодняшние проблемы не казались ей экстремальными. Я налила себе «Руффино», а для нее сварила кофе.

Лотти отводила душу, пока мы ужинали при свечах в гостиной. К тому времени, когда мы расправились с салатом, она расслабилась и спросила, над чем я сейчас работаю.

Я рассказала ей про Розу, и доминиканцев, и про звонок Альберта. Пламя свечей отразилось в ее прищуренных черных глазах, когда она взглянула на меня.

– И что ты пытаешься доказать, продолжая расследование?

– Звонил Альберт. Роза, возможно, с ним не сотласна, – защищалась я.

– Да. Твоя тетя тебя не любит. Она решила, по какой-то причине, больше не защищаться. Так что же ты делаешь? Доказываешь, что ты сильнее, или честнее, или просто лучше, чем она?