Харлан Кобен - Укороченный удар

— Но как это связано с убийством?

— Возможно, никак, однако меня всегда беспокоили обстоятельства, при которых у Валери не выдержали нервы.

— Почему?

— Ее игра действительно подсела, хотя тренер — известный специалист, который консультирует всех знаменитостей…

— Павел Менанси.

— Не важно! Так вот, тренер считал, что Валери еще способна вернуться к прежнему уровню. Он постоянно это повторял.

— Тем самым давя на нее еще больше.

— Пожалуй, — неуверенно отозвался Уин. — Но было и кое-что другое. Помнишь убийство Александра Кросса?

— Сына сенатора?

— Сенатора от Пенсильвании, — уточнил Локвуд.

— Парень стал жертвой грабителей, напавших на его загородный клуб пять или шесть лет назад.

— Шесть, и клуб был теннисный.

— Ты его знал?

— Конечно, — кивнул Уин. — Наша семья знакома со всеми видными политиками Пенсильвании со времен Уильяма Пенна. [7] Уильям Пенн-мл. — основатель квакерской общины в Америке, отец — основатель штата Пенсильвания. Я вырос рядом с Александром Кроссом и вместе с ним поступил в академию.

— А при чем тут Валери Симпсон?

— У Валери и Александра был, скажем так, роман.

— Серьезный?

— Вполне. Когда Александра убили, они как раз собирались объявить о помолвке, кажется, даже в тот самый вечер.

Майрон быстренько подсчитал: шесть лет назад Валери было восемнадцать.

— Попробую угадать: нервный срыв случился у мисс Симпсон сразу после этого убийства.

— Именно.

— Тогда я что-то не понял: об убийстве Кросса месяцами рассказывали в каждом выпуске новостей, почему же я ни разу не слышал имени Валери?

— Вот это, — Локвуд ударил по очередному мячу, — меня и беспокоит.

Повисла пауза.

— Нужно встретиться с родственниками Валери, — заявил Майрон. — А может, и с семьей сенатора.

— Да.

— Это люди твоего круга. С тобой, как с равным, они будут говорить охотнее.

— Наоборот, ни за что не станут, — покачал головой Локвуд. — Принадлежность к их кругу — огромное препятствие. С таким, как я, они удвоят бдительность, а вот при тебе об условностях никто беспокоиться не станет. Ты для них личность мелкая, незначительная, с чьим мнением и считаться зазорно. Так, ничтожество.

— Боже, как приятно.

Уин улыбнулся:

— Такова правда жизни, мой друг. Время идет, но эти люди до сих пор считают себя настоящими американцами, а таких, как ты, — наемной силой, которую привезли из гулагов и гетто России и Восточной Европы.

— Надеюсь, мою ранимую душу они не растревожат, — проговорил Майрон.

— Завтра утром устрою тебе встречу с матерью Валери.

— Думаешь, миссис Симпсон согласится меня принять?

— Если попрошу, да.

— Здорово!

— И в самом деле. — Локвуд отложил клюшку для гольфа. — Чем думаешь заняться сегодня?

Болитар посмотрел на часы.

— Минут через сорок на арене Артура Эша играет одна из подопечных Павла Менанси. Пожалуй, стоите ним пообщаться.

— А мне?

— Всю прошлую неделю Валери жила в отеле «Плаза», — объявил Майрон. — Может, съездишь туда, выяснишь, что к чему? Проверь ее телефонные звонки.

— Чтобы выяснить, не связывалась ли она с Дуэйном Ричвудом?

— Да.

— А если связывалась?

— Тогда будем копать и в том направлении.

Национальный теннисный центр США уютно прижимался к трем главным достопримечательностям Куинса: стадиону Ши, являющемуся домашней площадкой бейсбольной команды «Нью-Йорк метс», парковому комплексу «Флашинг-Медоус», где проходила знаменитая Нью-Йоркская выставка 1964–1965 годов, и аэропорту Ла-Гуардия, знаменитому, увы, задержками рейсов.

Одно время игроки жаловались на соседство с аэропортом по той простой причине, что гул самолетов делал центральные арены похожими на стартовую площадку «Аполлона». Тогдашний мэр Нью-Йорка Дэвид Динкинс, известный упорной борьбой с несправедливостью, тут же приступил к действию. Используя все свое политическое влияние, мэр — по чудесному, почти невероятному стечению обстоятельств страстный фанат тенниса — распорядился, чтобы во время турнира аэропорт работал по сокращенному графику. Теннисные миллионеры были счастливы и бесконечно благодарны. В качестве ответной любезности мэр Дэвид Динкинс регулярно украшал своим присутствием все ключевые матчи чемпионата, отсутствуя лишь в годы — еще одно невероятное совпадение, — когда проводились выборы.

Вечерние матчи проходили только на двух аренах: Артура Эша и Луиса Армстронга. Майрону казалось, что дневная программа намного интереснее: одновременно могут идти пятнадцать, а то и шестнадцать матчей. Гуляя по теннисному центру, можно поймать интересный пятисетовик на каком-нибудь отдаленном корте, открыть юное дарование, увидеть игры одиночного, парного, смешанного разряда, и все на ярком ласковом солнышке. А вечером приходится сидеть на одном месте и следить за матчем при искусственном освещении. Тем более в начале турнира в этих матчах обычно происходило «избиение младенца»: кто-то из первых посеянных громил пробившегося через квалификацию дебютанта.