Джеймс Чейз - Никогда не знаешь, что ждать от женщины

Веда прошлась по гостиной, держа руки в карманах. У нее была фигура, которая могла свести с ума любого мужчину.

– Я обещала ему, что сделаю это, – она остановилась, посмотрела на меня и вновь принялась ходить. – Все сошло гладко. Бретт открыл сейф, чтобы показать друзьям бриллиант, который недавно приобрел. Карточку с шифром он достал из бумажника. Было совсем нетрудно снять копию: в тот вечер он жутко напился. Я спросила его о сигнализации, и он сам объяснил мне принцип ее работы. Он гордился ею и своими сторожами. Тогда же мне удалось снять слепок с ключа от черного хода. Я сработала отлично, так как хозяин и все гости были пьяны, как ирландцы в день святого Патрика.

– Так ты не прогуливалась во сне?

Веда рассмеялась. Однако это был жесткий и безрадостный смех.

– Это одна из немногих вещей, которых я не делаю.

– И что же случилось потом?

Я сообщила Герману, что узнала комбинацию шифра, все о сигнализации, и даже имею слепок ключа от черного хода. Он был доволен до тех пор, пока я не заявила о своих требованиях. – Она поджала губы, вспоминая неприятную сцену. – Он не очень обрадовался, когда я потребовала взять меня в дело. Только при этом условии я обещала сообщить всю информацию.

Теперь я слушал с особым вниманием.

– И как же он поступил?

– Разумеется, согласился, но далеко не сразу.

– И что же он рассказал?

– Он сообщил мне, зачем ему эта пудреница и насколько она ценна, и как обратить ее в деньги. Моя доля составляла ровно треть от всей суммы.

– Так зачем им была нужна пудреница? – небрежно спросил я. Пожалуй, слишком небрежно.

– Ты знаешь, где она? – тут же перешла она в наступление.

– Но ты же уже все слышала. Нечего беспокоиться о пудренице. Заканчивай рассказ. Зачем она ему нужна?

– А зачем я убежала от Германа? – Веда холодно смотрела на меня, но в ее глазах застыла тревога.

– Ты же не хотела, чтобы он замучил меня, – нашелся я. – Неужели не помнишь?

Она рассмеялась, но на этот раз веселее.

– Угадывай дальше.

– Ты понимала, что Герман в любом случае не выплатит тебе твою долю, и отдавала себе отчет, что за человек Паркер. Понимала, что, заполучив пудреницу, они запросто могут свернуть твою хорошенькую шейку. А затем отправят в бассейн, головой вперед.

В ее голубых глазах зрела какая-то мысль.

– Продолжай.

– Ты нашла также, что половина больше трети, и, когда появился я, ты сказала себе, что я как раз тот парень, который может это сделать. И когда я вернулся и понес чепуху о взорванной пудренице, ты оказалась достаточно прозорливой, чтобы раскусить мое вранье и сделать ставку на меня.

– Я продаю тебе эти сведения, и они будут стоить половину того, что ты получишь от Бретта, если он захочет их купить.

Я встал и зевнул.

– Ну что же, малышка, пора спать. На сегодня мы уже достаточно наговорились. Пора и преклонить наши утомленные головы.

Беспокойство и сомнения мелькнули в ее глазах.

– Тебе не нужны мои сведения? – удивилась она.

– Я подумаю, – ответил я, беря ее за руку и подталкивая в направлении спальни. – Может, я обтяпаю дельце и без твоей помощи.

– Нет, не сможешь, – выпалила она, вырываясь. – И не надейся! Для того, кто ничего не знает, пудреница ничего не стоит.

– Это ты так говоришь, – я уселся на постель. – А у меня котелок варит. Недаром я был сыщиком. Мое дело – искать. Ты удивишься, насколько хорошо я это делаю.

Веда посмотрела на меня. От злости у нее на щеках выступили два красных пятна. Теперь ее нельзя было назвать спокойной.

– Я хочу половину… – начала она снова, когда я повлек ее к кровати.

– Не кричи на меня, любимая, – прошептал я нежно. – Кто же разговаривает ночью о делах. Ночью нужно веселиться…

– Не рассчитывай, что ты получишь это от меня, – сквозь зубы прошипела она, пытаясь ослабить мою хватку. Но не только в ее пальчиках была сталь.

– Оставь меня! – яростно крикнула она. – Я буду кричать!

– Давай, моя крошка, – я куснул ее за ухо. – Можешь орать сколько захочешь. Что значит крик в этом доме? Здесь всегда кто-то орет. Это составляет часть пейзажа. Подумают, что это любовный крик.

– Ради Бога, оставь меня! – При этом она чувствительно врезала кулаком в мою настрадавшуюся шею, и в ответ я отвесил ей полновесную оплеуху, так что она отлетела на противоположную сторону кровати. Я был далеко не в том настроении: за эти двадцать четыре часа мне сделали немало гадостей, и я мог позволить себе быть жестоким. Пришло время выпустить когти.