Джеймс Чейз: В этом нет сомнения

Всю последнюю неделю я просидел в одиночестве в своей квартирке в доме без лифта, глядя на стену и ожидая чуда. У меня кончились деньги и кредит, что было еще хуже. Со всем миром меня связывал только телефон, и когда раздался звонок, первый за семь тоскливых дней, я чуть ли не сломя голову бросился к аппарату.

– Говорит секретарь Лу Прентца.

– Привет, Лиз!

В любой ситуации я оставался актером… Вот и сейчас в моем голосе звучало искреннее удовольствие. Не отчаянный призыв о помощи… Нет, я говорил ровно, свободно, без паники:

– Вы поймали меня в последнюю минуту, собирался уходить.

Я знал, что столь оптимистичное заявление не обманет Лиз Мартин, но и она притворится, что принимает его всерьез. Она достаточно долго работала у Лу Прентца, чтобы знать, что все его клиенты сидят без работы и готовы взяться за любую.

– Мистер Прентц хочет срочно вас видеть, мистер Стивенс, – сказала она. – Можем ли мы вас ждать?

– Что значит срочно?

– После ленча. В три часа.

Было время, когда Лу Прентц разговаривал со мной о делах за роскошным завтраком, но это было в далеком прошлом. Теперь же он хотел меня видеть только для того, чтобы в очередной раз напомнить, что я ему должен пятьсот три доллара.

– Он волнуется из-за моего долга, Лиз? – спросил я робко. – Ради этого он меня и вызывает?

– Работа, мистер Стивенс…

– Я буду в три часа.

Положив трубку, я глубоко вздохнул. Господи, я готов схватиться за любую работу! Несколько лет назад мне улыбалась фортуна! Я играл лихих парней в вестернах. Потом перешел на приятеля, который никогда не добивается девушки. Второстепенная роль… После этого я уже был парнем, которого застрелили в самом начале фильма. Затем – типом, который появляется всего на минуту с угрожающим видом. И наконец, ничего путного, мелкие роли… Потом более крупная роль в телевизионном многосерийном фильме… А теперь, как у нас принято выражаться, я «отдыхал».

Мне было около сорока. Высокий, интересный, темноволосый. Разведенный. Мой гардероб, о котором я очень заботился, начал проявлять признаки заношенности. А я все ждал и ждал… Я так глубоко опустился, что позволял себе за день проглотить только одну булочку с рубленым бифштексом и не смел отойти от телефона. И однако я надеялся еще на удачу…

Известно, что Лу Прентц был последней линией отступления для стареющих и не пользующихся успехом актеров и актрис. Когда все крупные, не очень крупные и даже малозначительные агентства больше тобой не интересовались, Лу не отказывался попытаться. Он частенько говаривал со своей масленой улыбкой: «Кто знает? Какой-нибудь новичок может на тебя клюнуть. А это – доллары в мой карман!»

Отдавая должное Лу, нужно сказать, что последние шесть месяцев он поддерживал меня, когда под моей дверью уже выли волки. Дал деньги в долг, объяснив, что я пользуюсь у него доверием. Он был убежден, что вернет свои деньги назад и получит еще двадцать пять процентов сверху. Я брал деньги и с радостью соглашался с ним, но в душе чувствовал, что он рискует. Я дошел до того, что даже продал машину.

Но раз Лиз сказала, что есть работа, значит, так оно и было.

Лиз Мартин была умудренной опытом молодой особой. Последние три года она работала на Лу. Если есть на свете люди с золотыми сердцами, то Лиз – одна из них. Я видел, как она плакала, когда Лу выставил из своего офиса одну тощую старую актрису.

Лиз печатала как ненормальная, когда я вошел в крохотную комнатушку, которая служила внешним помещением конторы. Я подарил девушке свою широкую дружескую улыбку.

Лиз была миниатюрной блондиночкой с большими голубыми глазами, взгляд которых чем-то напоминал мне спаниеля. Они были немного скорбные, но жаждущие любви.

– Привет, Лиз! – воскликнул я, прикрывая дверь. – Аллигатор больше не дробит кости?

Она кивнула мне и указала на дверь Лу:

– Входите сразу, мистер Стивенс, и желаю удачи!

Лу Прентц сидел за своим столом, его короткие руки с толстыми пальцами покоились на заляпанном пресс-папье, глаза были закрыты. Судя по кирпично-красному оттенку его физиономии, он ухитрился понизить уровень скотча в бутылке за чужой счет.

Лу был непомерно раздобревшим коренастым коротышкой. Лысеющий и чисто выбритый, если он не забывал побриться, он напоминал безалаберного дядюшку, вернувшегося под родной кров в поисках доллара. Одет он был в тот же самый лоснящийся от времени синий костюм. Предпочитал носить рубашки бутылочно-зеленого цвета и неописуемо яркие галстуки.