Эд Макбейн - Моя смерть

– Где?

– Не здесь. Я... я в то время еще танцевала.

– Ты танцовщица?

– Экзотические танцы.

– Стриптиз?

– Если угодно...

– И ты в то время встретила его, не так ли?

– Да, – она закурила сигарету и выпустила длинную струю дыма.

– Почему Семмлер хочет его убить?

Она пожала плечами:

– Просто хочет.

– Что связывает тебя с Семмлером?

– Я больше не танцую.

– И ты решилась на маленький заговор с этим громилой, с которым встречалась прежде? Почему?

– Это мое дело.

– Ты с Семмлером дудишь в одну дуду, не так ли? Почему же ты помогла этому типу подстроить мне ловушку?

– Потому что вы охотитесь за ним. Вы взялись за дело, и я подумала, что все равно найдете его.

– Перестань, детка. Семмлер вынуждал меня. И ты чертовски хорошо знаешь, что я не охочусь за твоим другом детства.

Она опять улыбнулась:

– Но могли и охотиться, – она поежилась и добавила: – Мне холодно. Вы не возражаете, если я оденусь?

– Одевайся, – сказал я.

Она вошла в спальню, я за ней. Она встала за ширму в углу комнаты и сбросила халат.

– Чем должна закончиться сделка с Семмлером?

– Что за сделка?

– Он сказал, если я прикончу твоего друга детства, то он отправит Графтона следующим же самолетом в Чикаго.

– Не смешите меня, – я услышал шелест шелка – шелка, коснувшегося тела.

– А что в этом забавного?

– Семмлер никогда не держит слово.

– Это Графтон убил свинью Свена?

Он помолчала минутку и ответила:

– Я не знаю никакой свиньи Свена.

– Почему Графтон не взялся за это мокрое дело? Семмлер знал, что он в городе. Почему он нанял бродягу вроде меня?

– Вы не очень догадливы, Кеннон, как я вижу. Отвернитесь, мне надо выйти.

Я повернулся лицом к стене, и она вышла из-за ширмы. Стена, к которой я отвернулся, была зеркальной, я знал это. И я чертовски хорошо знал, что она тоже знала. На ней был лифчик и трусики, шелковые чулки с подвязками и туфли на высоком каблуке.

На левой стороне трусиков была монограмма «Ш», такая же, как и на правой стороне лифчика. Она прошла по направлению к шкафу, сначала сделав вид, что забыла про зеркало. Потом ее рука прикоснулась ко рту как бы от удивления. Она попыталась прикрыть грудь, затем скользнула к трусикам, узенькая полоска которых, собственно, не скрывала ничего. Якобы в отчаянии она рванулась к комоду, рассчитывая на то, что я подумаю, будто она стремится поскорее одеться. Я знал, к чему она стремится на самом деле и позволил ей добраться до этого.

И он появился в ее руке: револьвер с перламутровой ручкой двадцать второго калибра.

Ее губы скривились, изо рта вырвался легкий торжествующий крик.

– Может, он промазал, но я-то не промахнусь, Кеннон.

Я медленно повернулся. Теперь она больше на заботилась о скромности. Ее белье было совершенно прозрачным, и она могла бы хоть сейчас выйти на сцену со своим «экзотическим» танцем.

Я спокойно наблюдал это представление, потому что знал, что двадцать второй в ее руке опасен почти так же, как барашек.

– Ты все еще думаешь, что я преследую его?

– Да, я все еще думаю так.

– Значит, для тебя это очень важно?

– Тому есть всякие причины. Тебе их не понять. Я оказалась в петле и думала, что наконец найду кого-нибудь еще, кто сможет противостоять этой свинье Семмлеру. Я думала, что ты сможешь, но ошиблась. Тебя просто наняли, купили как оружие.

– Ты сказала «кто-нибудь еще». Есть кто-то другой, кто выступил против Семмлера? Это тот парень, которого я обязан был убить? Тот, чье фото мне показали?

Она улыбнулась и подняла двадцать второй. Я улыбнулся ей в ответ.

– Есть много вещей, которых ты никогда не узнаешь, Кеннон... Очень жаль.

Я продолжал улыбаться:

– Чего тебе жаль?

– Того, что ты никогда не узнаешь. Действительно жаль.

– Действительно...

Револьвер выстрелил. Я услышал звук, и изумление отразилось на моем лице, потому что мне никогда не пришло бы в голову, что она может перезарядить револьвер, пока меня не было. Изумление пришло раньше боли, которая пронзила мое плечо. А затем револьвер выстрелил еще, и еще, и еще. Я упал на ковер, и кровь брызнула из моей руки и груди.

Последнее, что я увидел, ударившись о пол, – маленькая буква «Ш» в углу трусиков Шейлы и ее длинные стройные ноги. Она пробежала мимо меня, прежде чем надо мной сомкнулась темнота.

Это был длинный туннель.

Холодный и длинный туннель, и по стенам его ползли слезы. И в конце туннеля была блондинка. Она выглядела точно так же, как иногда Тони, и в то же время в ней было что-то от Шейлы Мак-Кейн. Я полз по направлению к блондинке, а слезы на стенах туннеля превращались в капли крови. Я полз, и каждый раз, как я оказывался возле нее, появлялся Паркер и оттаскивал ее дальше, все дальше и дальше.