Эд Макбейн: Умри с этим

Он хотел завизжать, и тогда я пнул его. Лицо лейтенанта исказила гримаса ужаса. Я стоял над ним со сжатыми кулаками. И он позабыл обо всем и даже про пистолет в выдвижном ящике стола.

– Я ухожу, – сказал я.

– Ты, вонючая...

– Ты можешь послать за мной одного из твоих ребят, если, конечно, не боишься ходить по темным улицам ночью...

– После этого ты не уйдешь отсюда, – проскрипел он, – Ты не знаешь...

– Нападение и избиение, сопротивление при аресте... Что еще? Я продумываю нужные выражения, пока ты собираешься с духом.

– Ты угрожаешь мне, Кеннон?

Я стоял над ним, и выражение моих глаз сказало ему, что я не шучу.

– Да, лейтенант, я угрожаю тебе. Мое предложение: забудь обо всем. Даже о том, что я был здесь.

Он встал и хотел что-то сказать, когда дверь открылась. Здоровенный коп Джим посмотрел на лейтенанта и на меня.

– Все в порядке, сэр? – спросил он.

Геннисон замялся на секунду, его глаза встретились с моими.

– Да, – проговорил он. – Проклятое кресло упало. Он провел рукой по лысине и добавил: – Проводи мистера Кеннона к выходу. Он уходит.

Я сделал вид, что улыбаюсь. Следователь – лейтенант Геннисон придвинул кресло и сел, делая вид, что погрузился в донесения, разложенные на столе.

Джим закрыл дверь. И я спросил его:

– Вы действительно получили жалобу?

– Конечно. Неужели ты думаешь, что у нас нет занятий получше, чем возиться с такой обезьяной, как ты?

Ничего не ответив, я прошел прямо к двери, спустился по ступенькам и оказался на улице.

Сумерки затянули горизонт, а затем их место заняла ночь, вспрыгнувшая на небо, словно черная пантера. Звезды назойливо прижали свои белые носы к черному оконному стеклу темноты, а луна сияла, словно старческая лысина.

Неоновые вывески пронзали темноту мертвенно-красными и зелеными, оранжевыми, голубыми огнями, наряжая весну в ее вечернее платье. В воздухе еще веял теплый ветерок, и я слышал, как из «Росинки» доносится тенор саксофона, выделывавший что-то сумасшедшее с мелодией «Как высоко до луны».

Было десять часов.

Я быстро шел по кварталу, как идет молодая девушка, спешащая на встречу с возлюбленным. Стук моих каблуков по асфальту эхом отражался от стоящих в темноте зданий вдоль улицы. Я свернул налево на Бурк-авеню и поднялся к надземке, шагая по лестнице через две ступеньки, подошел к разменной кассе.

– Во сколько приходит следующий поезд в город? – спросил я служителя.

Он взглянул на часы:

– В десять часов девять минут.

– Спасибо, – сказал я, собрал свою сдачу и прошел через турникет. Часы на стене показывали десять часов шесть минут.

Я поднялся по ступенькам на ту сторону, где останавливался поезд в Даунтаун. Через несколько минут ожидания на платформе я увидел даунтаунский экспресс. Двери плавно отворились, и я вошел в вагон, озираясь, чтобы сразу же найти кондуктора... Я нашел его в одном из средних вагонов читающим утреннюю газету. Я сел напротив него, он искоса взглянул на меня и вернулся к своему чтению.

– Скажите, вы только один кондуктор на этом поезде? – спросил я.

Он удивленно посмотрел на меня:

– Да, а в чем дело?

– И давно вы в ночных сменах?

– С прошлого месяца, а что такое?

Поезд подошел к станции Аллертон-авеню, и он нажал на кнопку, которая открывает двери. Ожидая, пока пассажиры выйдут и войдут, он стоял в проходе между вагонами, а затем вернулся на свое место.

– В чем дело? – сразу же спросил он.

Я выудил фотографию из кармана пиджака.

– Знаете эту девушку?

Он с любопытством посмотрел на фотографию, а затем на меня так, словно я был психом.

– Не могу сказать, что видел.

– Посмотрите внимательнее, – попросил я. – Чертовски внимательно. Она садилась на Бурк-авеню два или три раза в неделю. Всегда на этот поезд. Посмотрите же на это чертово фото.

Он некоторое время внимательно разглядывал фотографию, а тем временем поезд подошел к следующей станции. Он все еще не промолвил ни слова, когда мы прибыли на Пелхам-парквей, и он опять нажал на свою кнопку. Мы снова тронулись, а он продолжал изучать фотографию.

– Мы доедем до Гранд-централ, пока вы соберетесь с мыслями.

– Мои мысли всегда при мне. Я никогда прежде ее не видел. – Он промолчал. – Зачем вам это надо?

– Посмотрите на нее еще раз, – приставал я к нему, чуть не хватая за горло. – Она была счастливой девочкой. Всегда улыбалась. Черт возьми, мистер, вспомните.

– Тут нечего вспоминать. Я никогда не видел ее прежде.