Грегори Макдональд - Флинн при исполнении

Флинн указал на северо-запад, туда, где тянулись холмы и горы.

— Должно быть, красиво там в солнечный день.

— Должно быть. — Мужчина повесил шланг на место.

— А дорога туда есть?

— Наверное.

— Стало быть, сами там никогда не бывали? — Флинн посмотрел на показания счетчика и расплатился.

— Да кто ж меня туда пустит? Там секретный правительственный объект.

— Вот как?

— Да. Все отгорожено. Так всегда было. И на пушечный выстрел не подойти.

— Уверен, какие-нибудь шустрые ребятишки из местных наверняка могут проникнуть. В каждом заборе или изгороди всегда имеется дырка.

— Да вы что! Там даже кусачками проволоку не возьмешь! Все под током. Охранники и собаки за каждым кустом. Наверняка рано или поздно перетравят нас всех какой-нибудь гадостью. Или взорвут к чертовой матери!

— А вам бы того, конечно, не хотелось.

— Отчего? В принципе я не против. Но только не хочу, чтоб тетка меня пережила. Пусть помрет первой. А уж после нее — со всем моим удовольствием!

— Отчего это вы так не любите свою тетю?

— Да оттого, что эта заправка принадлежит ей.

— О… понимаю.

— Одна радость — чтоб заправиться, людям приходится делать крюк миль в восемь, не меньше, чтобы подъехать сюда.

— Что ж тут хорошего?

— Ну как же! Это означает, что я продам им больше бензина.

— А какая вам разница, сколько вы продаете бензина, раз колонка все равно принадлежит тете?

— Обсчитываю ее. Так, помаленьку.

Флинн уселся в машину.

— Знаешь, Коки, я был не прав. Оказывается, миром все же заправляют люди, находящиеся на своем месте.

На обратном пути по правую руку от дороги они вдруг заметили деревенскую таверну. Флинн прочитал вывеску: «Три красотки Беллингема». На парковочной стоянке у входа было полно автомобилей, фургонов, маленьких грузовичков.

— Должно быть, там подают чай, а к нему — пшеничные лепешки, — мечтательно произнес Флинн, сбавив скорость.

— Да это ж просто придорожная закусочная! Постоялый двор или мельница.

— Думаешь? Что ж, тогда нам сам бог велел заглянуть и спросить пшеничные лепешки.

Несмотря на неоновые лампы, мерцавшие под потолком, в помещении «Трех красоток Беллингема» царил полумрак. И глазам Флинна понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть к темноте. Этим воскресным утром почти все табуреты у стойки были заняты. Посетители, толпившиеся у бара, все до одного мужчины, пили виски и пиво и обменивались возбужденными возгласами, глядя на экран телевизора, где показывали футбольный матч.

За стойкой работали две женщины. Обе блондинки, в ямочках, приятного телосложения и молодые.

Вдоль одной из стен тянулся ряд кабинок. Там тоже сидели люди, и на каждый столик приходилось минимум по две женщины.

— Давай присядем у бара, — сказал Флинн.

— Вот это да! И дня не прошло, как расстался с женой, а уже пожирает глазами барменш, — заметил Коки.

— Разве можно винить в том человека, наглядевшегося на прелести судьи Лодердейла? — сказал Флинн.

Они нашли два свободных табурета, в самом конце стойки, подальше от телевизора.

— Кто выигрывает? — спросил Флинн у барменши.

— «Джетс». Шесть — ноль.

— «Джетс» выигрывают, — сказал Флинн Коки. — Хочешь на них поставить?

— Я всегда ставил на «Пэтриотс».

— Но с «Джетс» играют вовсе не «Пэтриотс». — На блузке, обтягивающей пышный бюст официантки, было вышито имя: «Алиса».

— Именно поэтому он всегда на них и ставит, — усмехнулся Флинн. — Что будешь пить, Коки?

— «Джеймсонс», — ответил Коки. — С водой. Без льда.

— А вы, сэр?

Флинн призадумался.

— Вообще-то, я только раз в своей жизни выпил. И мне не понравилось.

Алиса расхохоталась, потом вдруг решила, что Флинн вовсе не шутит.

— Так, значит, вам ничего?

— Полагаю, что чая на травах вы тут не держите?

— Какая отрава, что вы, сэр!

— Ничего. Я за него плачу, — сказал Флинн, кивком указав на Коки. — Надеюсь, это компенсирует тот факт, что я занимаю место.

Барменша подала Коки ирландское виски, и Флинн спросил ее:

— А где третья?

— Но вы же заказывали только одну!

— Да нет, я не о том. Третья красотка Беллингема.

— А-а… Дома, с детишками. Готовит обед.

— Так вы сестры, все трое?

— Ага.

— И чего это вас занесло сюда, таких молодых и красивых?

— Папа умер и оставил нам бар. Повезло, верно?

— Еще как повезло!

— Жак Крипер. Хоккеист. Помните его?

— Вроде бы умер совсем молодым.

— Да, можно сказать так. Но для такой игры, как эта, был уже староват. Просто удивительно, как еще дотянул до тридцати восьми. Так вы уверены, что не хотите чего-нибудь выпить, мистер?