Лесли Чартерис - Святой едет на Запад

Детектив покачал головой.

– Если вы договорились с барменом, чтобы он подтвердил один ваш рассказ, то что вам мешало столковаться с ним и в отношении всего остального, – сказал он без всякого энтузиазма. – Кто еще слышал, как Флейн угрожал расправиться с Афферлитцем?

Святой задумался, и внезапно в памяти его очень отчетливо возникло происшествие в конторе Афферлитца.

– Секретарша Афферлитца слышала. Вчера Афферлитц выкинул его из своего кабинета, и Флейн угрожал убить его. Разве она вам не рассказывала об этом?

– Нет.

– Она должна была это сделать. Она при этом присутствовала.

Кондор как-то ссутулился.

– Посмотрим, дома ли она сейчас, – сказал он.

Они снова поехали на машине Святого, на этот раз в северном направлении, через Голливудский бульвар, по адресу, который нашли в телефонной книге в ближайшей аптеке. Полицейская машина как тень следовала за ними по пятам.

Но Святой больше не обращал на это внимания. Теперь это уже не имело особого значения. Кондор поверил ему, хотя еще и не признался в этом вслух. Теперь это был лишь вопрос времени и рутинной проверки фактов. Траурная пассивность детектива и то, что зубочистка, торчавшая у него изо рта, была удручающе направлена вниз, служили безмолвным подтверждением этого. В конце концов дело оказалось очень простым. И теперь Святой мог лишь удивляться тому, что ни разу за все время не вспомнил об этой сцене, когда Флейн вылетел из кабинета Афферлитца, а Святой подхватил его и помог встать на ноги, в то время как Флейн выкрикивал свои угрозы, – сцене, о которой Пегги Уорден не рассказала Кондору. Святой подумал, что не проявил прежде должной сообразительности. Но теперь он контролирует ситуацию...

Они вошли в квартиру Пегги Уорден. Она испуганно смотрела на них большими глазами, но все же сказала:

– Да, мистер Флейн действительно говорил это, но...

– Вы можете точно вспомнить его слова? – спросил Кондор.

– Кажется, он сказал... – Она наморщила лоб, вспоминая. – Что-то вроде: "Можешь не сомневаться, я с тобой разделаюсь".

– Так и было, – подтвердил Святой.

– Но он был сильно пьян, – сказала она, – он не понимал, что говорит...

Кондор отвернулся от нее, и это его движение угрюмой отрешенности было вызвано не отсутствием вежливости, а скорее боязнью принизить свой статус официального лица.

Взгляд блестящих черных глаз Кондора обежал комнату и остановился на Святом, и глаза эти напомнили сейчас Саймону пару дохлых усталых ворон.

– Ну ладно, Святой, – произнес Кондор. – Вы чисты. Пока еще не знаю, насколько чисты, но кажется, что вы говорили правду.

– А что теперь?

– Не знаю. Я не провидец, а полицейский, зарабатывающий себе на жизнь. Дело будет передано на рассмотрение прокурору округа. Возможно, что боссы кинобизнеса нажмут на него, чтобы дело было замято без скандала. Еще одна тайна Голливуда умрет своей естественной смертью. Это мое мнение. Но я всего лишь полицейский.

– Но сами-то вы удовлетворены моими объяснениями?

– Я думаю, что мне придется ими удовлетвориться. Конечно, я собираюсь кое-что проверить, но если вы и правда чисты, как утверждаете, то моя проверка не даст новых результатов. – Углы его рта поползли вниз. – Если вы ничего не скрыли, то и волноваться нечего.

Святой уселся на ближайший к нему стул и достал сигарету непослушными пальцами.

– Кажется, – заметил он рассудительным тоном, – мне не помешало бы чего-нибудь выпить.

– У меня есть немного шотландского виски, – сказала девушка.

– Будьте добры, мне со льдом и разбавьте обыкновенной водой, – попросил Святой.

– А вам, лейтенант?

Кондор покачал головой:

– Спасибо, мисс. Мне еще предстоит составлять отчет. Не хочу больше злоупотреблять вашим временем. – Он посмотрел на Святого: – Вы на машине, так что я вас покидаю.

Он вынул зубочистку изо рта, внимательно осмотрел ее и отправил обратно. Казалось, он не был способен достойным образом обставить свой уход. Глаза его все еще смотрели настороженно, и Саймону представилось, что взгляд их всегда будет настороженным, испытующим и вызывающим; а без этой нарочитой угрозы в них глаза Кондора говорили об одиночестве, неловкости и разочарованиях. Он был просто человеком, старавшимся исполнять свои обязанности. А когда эти обязанности были исполнены, он уже больше не был страшен, вернее, не более страшен, чем человек, который позвонил в дверь дома в надежде продать хозяевам пылесос, а ему заявили, что пылесосы здесь никому не нужны.