Джейсон Старр - Паранойя

Пола сказала, что хочет спать одна, но на сей раз, по крайней мере, не стала запирать дверь. Она разрешила мне взять из шкафа второе одеяло и подушку, чтобы я смог поудобнее устроиться на диване.

Около одиннадцати я вывел Отиса. Когда мы возвращались с прогулки, в лифте с нами поднимался какой-то мальчик. На вид ему было лет тринадцать, рыжие волосы коротко острижены. За последние несколько лет я много раз встречал его в подъезде и возле дома. Обычно он шел с мамой или с отцом, но сегодня ехал в лифте один, с баскетбольным мячом в руках. Я вспомнил, как сам стучал баскетбольным мячом на дорожке перед своим старым домом в Бруклине, когда Майкл Рудник в первый раз позвал меня к себе в подвал.

Мальчика звали Джонатан. Я не помнил, откуда знал это. Наверное, как-то слышал, как его зовет мать.

— Хорошо поиграл? — спросил я.

Раньше я никогда не разговаривал с этим мальчиком, и он сначала внимательно на меня посмотрел и только потом сказал:

— Да.

— А где ты играл?

— На школьном дворе, — застенчиво ответил он и тут же перевел взгляд на вспыхивающие номера этажей над дверью.

Я глядел на мальчика и представлял себе, что как-нибудь, когда Полы не будет дома, я позову его смотреть баскетбольный матч. Мы заключим с ним пари — он выберет одну команду, а я — другую. Если победит его команда, я дам ему пять долларов. Если победит моя, я покажу ему кое-что другое. Если я выиграю пари, то стану гоняться за ним по квартире, схвачу за штаны, повалю на диван…

Я отогнал от себя эти мысли и вдруг ощутил, что затылок у меня вспотел.

Двери лифта открылись на этаже, где жил Джонатан, и он, не попрощавшись, вышел. Я надеялся, что он не станет рассказывать родителям, что какой-то извращенец пялился на него в лифте.

Потом, уже стоя перед зеркалом в ванной, я все никак не мог поверить, что все это происходит со мной. Сначала я нарочно ударил свою жену головой о стену, а теперь вот позволяю всякие грязные мысли насчет невинных мальчиков.

Мне нужно было выпить. Я понимал, что это, наверное, не самый лучший выход, но поделать с собой ничего не мог. Только так я мог расслабиться и снова стать нормальным человеком. Да и собирался-то я выпить всего-навсего один стаканчик. Какой тут может быть вред?

Я убедился, что дверь в спальню по-прежнему закрыта, и осторожно открыл бар с алкогольными напитками. Там было пусто. Можно было догадаться, что Пола спрячет все бутылки. Секунду я колебался, не выйти ли снова на улицу, к магазину на Первой авеню, и купить пару пива, но подавил порыв, решив, что так, возможно, и лучше. Рано или поздно нужно было что-то делать, так лучше уж не откладывать.

Я лежал на диване и потел. Я не мог уснуть, поэтому включил телевизор, но звук убрал. Отис вскарабкался ко мне на диван и пристроился возле моего лица. Я ласково потрепал его по спине и по голове, почесал шею. Я не сразу подружился с Отисом. Сначала я хотел завести кошку, но слабостью Полы были коккер-спаниели, и в конце концов мне пришлось уступить. Я никогда раньше не думал, что стану одним из тех людей, которые на улице разговаривают со своей собакой, но спустя какое-то время поймал себя на том, что сам непрерывно говорю с ним. Теперь рядом никого не было, а мне нужно было рассказать кому-нибудь о своих чувствах, и я прошептал в шелковистое ухо Отиса: «Я убью его, Отис. Я убью этого гада».

Утром я оставил сообщение Бобу на его автоответчике, что болен и сегодня на работу не приду. Отчасти это была правда, потому что ночью я плохо спал и, когда проснулся, у меня болело горло, нос был заложен и затекла шея. Но даже если бы я чувствовал себя стопроцентно здоровым, я бы все равно взял отгул.

Со вчерашнего вечера Пола не стала разговорчивей. Я обрадовался, увидев, что ее синяк побледнел; сквозь слой косметики его вообще почти не будет видно.

Я первым принял душ. Когда из душа вышла Пола, я уже был одет и обувался. На часах было всего четверть восьмого, но я сказал Поле, что хочу сегодня «взять мощный старт». Когда я подошел к ней и хотел поцеловать на прощание, она отстранилась, не позволив мне даже чмокнуть ее в щеку.

Шел сильный дождь, я взял зонт и вышел из дома. Я спешил и до Мэдисон и Пятьдесят четвертой ехал на такси.

Я надеялся перехватить Рудника по дороге на работу: в конце концов, юрист, совладелец фирмы на Мэдисон-авеню должен быть ранней пташкой. Выйдя из такси, я взглянул на часы: они показывали ровно семь тридцать. Я выбрал местечко рядом с главным входом — то самое, где уже ждал его накануне. На парапете образовались лужицы воды, и сесть я уже не смог.