Барри Гиффорд - Дикие сердцем

Пиши почаще, ягодка. Я работаю в прачечной. Здесь есть автомобильные журналы и телевизор. Плюс письма.

Я тебя люблю. С трудом заканчиваю писать. Вот сейчас положу ручку, и ты исчезнешь. Это пока все. Вайя кон диос ми амор.

Сейлор .

— Мама, я поеду. Я непременно должна ехать!

— Но Пейса с собой не бери.

— Как же без Пейса?! Мама…

Мариэтта вздохнула:

— Во сколько приезжает автобус Сейлора?

— В шесть.

Следующая минута прошла в молчании. Ни Мариэтта, ни Лула не произнесли ни слова. Потом Мариэтта спросила:

— Что будешь делать?

— Поужинаем где-нибудь. Съездим на барбекю в «Стейк-ланд». Сейлору всегда нравились свиные ножки по-гавански.

— Следи за этим сорвиголовой, Лула.

— Сейлор не сорвиголова, мама, ему уже тридцать три.

— Я не о нем, — ответила Мариэтта, — я за Пейса волнуюсь.

— Ну все, мама, мне пора.

— Если что, я у Дэл.

— Привет, Дэл. Потом поговорим.

— Пока, Лула. Я тебя люблю.

— И я тебя люблю.

Мариэтта повесила трубку первой. Лула была рада, что мать не стала лишний раз напоминать ей, чтобы она следила за сыном.

— Пейс, милый, ты готов?

Мальчик вошел в комнату из кухни, жуя шоколадку. Лула встала с дивана и посмотрелась в зеркало на стене.

— Не надо сейчас есть сладости, дорогой.

— Одну штучку всего, а, мам?

Лула поправила прическу, взяла сумочку и направилась к двери.

— Идем, малыш, — сказала она.

В машине Пейс сидел сзади.

— А как мы его узнаем? — спросил он.

Лула повернула налево, на шоссе Джеффа Дэвиса. Она не включила поворотник, и белый «тандерберд», ехавший через перекресток, истошно взвизгнув тормозами, чудом избежал столкновения. Водитель «тандерберда» отчаянно засигналил и обложил Лулу.

— Мама, так мы разобьемся.

Придерживая локтем руль, Лула чиркнула спичкой, закурила «Мо». Потом швырнула спичку в окно и взялась за руль обеими руками.

— Не приставай ко мне, Пейс, прошу тебя. Мне сегодня очень нелегко. И что за странный вопрос — как мы узнаем папу? Ты же видел его фотографию.

— А как он нас узнает? Он тоже видел нас на фотографии?

Лула несколько раз яростно затянулась «Мо», потом вынула ее изо рта и бросила на пол.

— Замолчишь ты или нет! Посмотри, до чего ты меня довел!

— До чего, мама?

Лула пошарила по полу и нашла сигарету.

— Ничего, милый, — сказала Лула, затушив ее в пепельнице. — Мама просто притворяется.

— Ты не притворяешься, мама.

— Пейс Роско Рипли, закроешь ты сегодня рот или нет?

— Это бабушка притворяется.

Лула не знала, что делать — рассмеяться или притвориться, что сердится.

— Кто тебе это сказал?

— Дядя Джонни.

Лула засмеялась:

— Ну значит, это правда.

— Как же все-таки папа выглядит? Какой он?

— Похож на тебя. У тебя с твоим папой все одинаковое — и рот, и глаза, и уши, и нос. Только волосы у тебя черные, как у меня.

Начался дождь, Лула включила дворники, подняла окно и нажала на кнопку кондиционера.

— Мой папа никого не убивал, правда ведь, мам?

— Конечно, никого он не убивал. Что это тебе в голову взбрело?

— Я слышал, как дядя Джонни с бабушкой говорили.

— О чем?

— Бабушка сказала, что Сейлор убил человека.

— Это неправда, детка. Твой папа никого не убивал. Наверно, ты просто не расслышал, что сказала бабушка. Папа совершил ошибку, только и всего. Твоему папе не повезло.

Пейс перегнулся на переднее сиденье и открыл окно. Дождь закапал внутрь.

— Пейс, закрой окно, сиденье намокнет.

— А мне нравится дождь, это здорово.

Лула нагнулась и закрыла окно.

— Мы почти приехали, милый. Посиди минутку спокойно.

Лула припарковала машину и заглушила мотор. Она сидела и смотрела, как помаргивающая бело-голубая вывеска «Автобусы» прорезает неоном зернистое серое небо и расплескивается на ветровом стекле.

— Почему мы здесь сидим, мама?

— Хочу немного подумать, детка. Мне вспомнилось сейчас одно место, где мы когда-то были с твоим папой.

— Какое место?

— Старый отель в дельте реки.

Лула вздрогнула и машинально засунула правую руку под блузку и погладила левую грудь.

— Мама, жарко.

Лула открыла дверцу, и они с Пейсом выбрались наружу. Они взялись за руки и пошли под теплым дождем к автовокзалу. Большие часы на здании вокзала показывали десять минут седьмого.

— Я боюсь, мам.

— Почему, милый?

— Вдруг я не понравлюсь папе. Вдруг ему не понравится, что у меня черные волосы?

— Пейс, папа полюбит тебя, хоть у тебя совсем не будет волос.