Дей Кин - Моряк сошел на берег

– О'кей! Тогда объясни мне следующее. Как оказалось, что одежда Волковича так аккуратно лежала на стуле? Почему он плюнул тебе в лицо и назвал потаскушкой? Почему он сказал: "Это на тебя похоже"? Может, именно ты пригласила его в свою постель? – Я схватил ее за обнаженные плечи и потряс. – Отвечай!

Она высвободилась из моих рук, добралась до края постели и села спиной к стене.

– Ты с ума сошел... Ты просто лишился рассудка, Швед!

Я придвинулся к ней поближе. Она прижалась к спинке кровати.

– И расскажи мне, почему ты так испугалась пьяного в Тихуане? Если ты не смогла понять, что он сказал, то почему ты решила, что он тебя оскорбил? И ты уверена, что все, что ты мне рассказывала о своем прошлом, соответствует действительности? И что мотель этот ты купила на деньги, оставленные тебе первым мужем?

Она перевела дыхание.

– А на какие деньги я могла его купить?

– Есть много методов, какими девушка с твоей внешностью может заработать деньги.

Она провела рукой по своей груди.

– И ты считаешь меня такой девушкой?

– Во всяком случае, мне все больше и больше так кажется.

– Почему? – поинтересовалась она. – Почему тебе так кажется?

– Потому что ты так себя ведешь.

– Как именно?

Я бросил откровенно:

– Как все потаскушки, которые встречались на моем пути. Та же искусственная улыбка. И ты так же искусственно, как и они, отвечаешь на мои ласки. Ты выглядишь настоящей леди, но только до тех пор, пока не разденешься. А как только разденешься, то сразу ведешь себя так же, как и они. – Я передразнил портовую шлюху: – "Что, матросик, одинок?" Так все они пытаются завязать знакомство. Интересно, именно по этой причине надо мной и насмехаются Мик и Уэлли? И в какую историю я только впутался?!

Она ударила меня своими голыми ногами.

– Я не позволю тебе разговаривать со мной в таком тоне! Не позволю! – И с этими словами она истерически заплакала. – Забирай машину! Забирай все, что хочешь! Только убирайся отсюда! И никогда больше не показывайся мне на глаза! Между нами все кончено! Прямо сейчас...

Я схватил ее за одну из ног, которыми она продолжала пинать меня, и разложил ее на кровати таким образом, чтобы мог без труда дотянуться до нее и поцеловать.

– Самое неприятное как раз и заключается в том, крошка, что я не могу этого сделать.

– Почему? – сдавленным голосом спросила Корлисс, освобождая руки от моих.

– По двум причинам. Потому что я люблю тебя...

– Любишь! Смешно слышать от тебя такое.

Я крепко прижал к себе ее вздрагивающее тело.

– И потом еще этот Волкович, или Липпи Сальц, или как там еще его называют. – Я прижался щекой к ее волосам. – Грин еще раз хочет говорить со мной. И с тобой тоже. Мы теперь связаны друг с другом навсегда. И ни у одного не хватит мужества покинуть другого.

Сладковатый запах, исходивший от ее волос, ее упругое тело возбуждали меня. Я погладил ее рукой...

– О, Швед, Швед! Дорогой ты мой! – простонала она, с дикой нежностью отвечая на мои ласки. Но это длилось всего мгновение.

В следующую минуту она уже вывернулась их моих рук и осталась стоять между кроватью и стеной в узком проходе.

Ее нижняя губа опять подалась вперед, а в глазах появилось выражение загнанной собаки. Она дышала так тяжело, что едва могла говорить:

– Нет, не надо... Ведь я одна из тех, о которых ты говорил... Так что, прошу тебя, оставь меня в покое, пока я не приму душ и не оденусь. А потом пойдем в бар и что-нибудь съедим. – Глаза ее наполнились слезами, а в следующий момент эти слезы побежали по щекам. – А после ужина я, может быть, смогу тебе объяснить, какую боль ты только что мне причинил.

Море было совсем близко. Я буквально мог вдыхать его запахи. Как будто это еще могло сыграть какую-то роль! Корлисс все перечеркнула. Между нами все было кончено.

Любое движение причиняло мне боль. Мышцы болели, как после тяжелой работы.

Глаза мои распухли и слиплись. Кто-то основательно меня поколотил.

Я неподвижно лежал на нарах, ожидая, пока они не прекратят свое покачивание.

"Ты не имеешь права говорить со мной в таком тоне, Швед! Такого я не позволю никому! И не потерплю больше ни минуты! Возьми машину. Возьми все, что хочешь. И мы будем в расчете. Но видеть тебя я больше не хочу".

Эти слова она сказала в баре, в одной из ниш. Корлисс сидела напротив меня, холодная, свеженькая и словно нетронутая в своем белом платье, и уговаривала меня тоже съесть что-нибудь. А мне ничего не лезло в глотку, и я попытался утешиться, поставив перед собой бутылку рома.