Мишель Лебрен - Детектив Франции Выпуск 8

Фрэнк Мэттьюс сдержанным жестом подозвал официантку и заказал еще одну кружку пива.

Остальные посетители с завидным единодушием повернули к нему свои головы. С самого его появления здесь где — то в середине вечера они только этим и занимались. Их было с десяток, все ярко выраженного немецкого типа — розовощекие, светловолосые, с животами, раздувшимися от пива. Они играли в карты, с впечатляющей быстротой опустошая свои кружки и дымя трубками и сигаретами. Говорили мало, лишь изредка бранились из — за проигрыша или шумно радовались победе, но не переставали незаметно посматривать на Фрэнка, явного иностранца, чье присутствие их интриговало.

Молодая, улыбающаяся официантка, светловолосая, кругленькая, с обширным задом и пышной грудью, принесла ему пиво.

— Мы скоро закрываемся, — любезно предупредила она.

Он с улыбкой кивнул, и все остальные, отвлекшиеся на минуту, вернулись к своей игре.

Этот маленький немецкий ресторанчик был уютным, аккуратным, начищенным до блеска, с отделанными деревом стенами, натертой воском мебелью, прочной полированной стойкой, полом, покрытым дубовым паркетом, с гравюрами на охотничьи сюжеты, украшавшими стены. Он назывался «Цур Канне» и был единственным в небольшой деревушке Хартгейм, расположившейся на обочине автострады Е4, идущей вдоль франко — германской границы, недалеко от Фрибурга — в — Брисгау. Фрэнку Мэттьюсу, остановившемуся в нем перекусить, он пришелся по вкусу. Но даже если бы ему здесь и не понравилось, это ровным счетом ничего бы не изменило. Просто он должен был находиться здесь, вот и все. Но если обстановка показалась ему приятной, то подаваемые блюда не вызывали восторга. Ему никак не удавалось привыкнуть к бледной и безвкусной немецкой пище, хотя американцы у себя тоже не избалованы хорошей кухней.

Было больше половины двенадцатого, а ресторанчик обычно закрывался в полночь. Картежники задавали себе вопрос: чего ждет этот человек, приехавший на большом «мерседесе–600», оставленном прямо у входа. Все игроки, под тем или иным предлогом, незаметно выходили посмотреть на мощную, несомненно очень дорогую машину с номерными знаками Франкфурта.

Неожиданно раздался телефонный звонок.

Все подняли головы, надеясь на что — нибудь такое, что могло придать остроты монотонному вечеру, пусть бы даже это был дружок официантки Иды, который хотел встретиться с ней после закрытия ресторана.

Телефон висел на стене за стойкой.

Официантка сняла трубку, сказала, что это ресторан «Цур Канне», внимательно выслушала, попросила повторить, повернулась к залу и, явно глядя на Фрэнка, поскольку имена остальных ей были знакомы, сказала:

— Спрашивают господина Мэттьюса.

У нее было плохое произношение, но Фрэнк понял, что спрашивали его. Он действительно ждал телефонного звонка. Картежники вернулись к своей игре с притворно равнодушным видом, но навострив уши, чтобы уловить хотя бы обрывки разговора. И их несказанно раздражало, когда на улице залаяла собака, мешая им слушать. Хотя слушать, в общем, было нечего, к тому же услышанное было непонятно. Фрэнк Мэттьюс плотно прижал трубку к уху, что мешало любопытным услышать голос его собеседника, а сам отвечал односложно.

— Мы в трехстах километрах от точки падения, — донесся до него голос Фрэда. — Остановились в придорожном ресторанчике, чтобы перекусить и заправиться. Резервная машина прибыла.

— Хорошо.

— Пока что мы ехали в среднем со скоростью сто пятьдесят километров. Думаю, дальше будет так же. Учитывая час, когда он должен прибыть на место, мы выедем через полчаса и около половины четвертого будем в точке падения.

— Да.

— Предлагаю радиоконтакт с двух сорока пяти.

— Согласен, спасибо, до встречи.

Фрэнки Мэттьюс спокойно повесил трубку и направился к своему столику, делая вид, что не замечает разочарования, читавшегося на лицах завсегдатаев ресторана. Взглянул на часы. До полуночи оставалось десять минут. Он подозвал официантку, заплатил по счету, поблагодарил, сказав, что ему все очень понравилось, и, вежливо поклонившись оставшимся, вышел из ресторана. Июньская ночь была восхитительной — теплой и влажной.

Он завел мотор, начавший тихо урчать, и выехал на проселочную дорогу, ведущую к автостраде, но, доехав до небольшого леса, остановился и потушил фары. Отсюда было три минуты ходьбы до моста, переброшенного над дорогой на Брейзах и к рейнской границе.