Рэймонд Чандлер - Младшая сестра

Фаррел слегка улыбнулся и промолчал. Эндикот вновь обратился к Мэвис Уэльд:

— Мисс Уэльд, прокуратура не ставит своей задачей доставлять неприятности людям, для которых реклама в печати имеет огромное значение. Мой долг — решить, следует ли привлечь человека к суду за убийство или вызвать его в качестве свидетеля на процесс. Я не намерен разрушить вашу карьеру из-за того, что вам не повезло с приятелем, который, хотя и не судился, но тем не менее в недавнем прошлом был членом гангстерской банды. Не думаю, что вы были совершенно откровенны в отношении этого снимка, но я не хочу оказывать на вас давление. Я не утверждаю, что вы убили Стилгрейва, но меня интересует, известно ли вам что-нибудь указывающее на его убийцу.

— Факты, мисс Уэльд, а не просто подозрения, — быстро вставил Фаррел.

Мэвис посмотрела Эндикоту в глаза и сказала:

— Нет.

Он встал и поклонился:

— Тогда на сегодня все. Благодарю, что пришли.

Фаррел и Мэвис тоже встали. Адвокат спросил:

— Вы созовете пресс-конференцию?

— Я предоставлю это вам, мистер Фаррел, — ответил прокурор. — Вы всегда отличались особым умением в обращении с прессой.

Адвокат с Мэвис направились к двери, Мэвис, проходя мимо, казалось, не смотрела на меня, но я ощутил, как что-то коснулось, сзади моей шеи. Вероятно, ее рукав. Случайно.

Они вышли. Эндикот следил, как за ними закрылась дверь, потом перевел взгляд на меня.

— Может быть, Фаррел представляет и вас? Я забыл его спросить.

— Он мне не по карману, так что я в вашей власти.

Прокурор улыбнулся:

— Я позволил им забрать все взятки, и вы ожидаете, что я отыграюсь на вас?

— Помешать вам я не смогу.

— Вы не очень-то довольны оборотом дел, не правда ли, Марлоу?

— Я просто сделал шаг не в ту сторону и теперь собираю причитающиеся мне синяки и шишки.

— Вы не считаете; что у вас есть кое-какие обязательства перед законом?

— Считал бы… если бы закон представляли такие люди, как вы.

— На это существует много ответов, — сказал он. — Но все они сводятся к одному. Закон — это граждане страны. В Америке мы еще не добились, чтобы это понимали все. Для нас закон — это враг. Мы нация копоненавистников.

— Чтобы изменить сие, потребуется много труда, — заметил я. — С обеих сторон.

— Да, вы правы, — согласился он. — Но ведь кто-то должен начать. Благодарю вас за то, что пришли.

Выходя из кабинета Эндикота, в дверях я столкнулся с секретаршей, державшей толстую папку в руках.

Бритье и второй завтрак привели меня в сравнительно приличное состояние. Я поднялся в свою контору и вдохнул спертый воздух с запахом пыли. Открыв окно и впустив в комнату приятный аромат свежесваренного кофе из соседнего магазина, я сел за стол, набил трубку, раскурил ее и огляделся, откинувшись на спинку кресла.

— Хелло! — сказал я.

Обращался я к обстановке конторы: к трем зеленым ящикам с картотекой, к старому потертому ковру и креслу для клиентов да к люстре на потолке, на которой уже полгода лежат три высохших мотылька. Я беседовал с дверью из матового стекла, с темной мебелью, с подставкой для ручек на столе и с усталым-усталым телефоном. Я разговаривал с аллигатором, старым аллигатором по фамилии Марлоу, частным детективом в нашем маленьком процветающем сообществе. Не самым умным парнем в мире, зато дешевым. Он начал дело бедняком и кончит его таким же бедняком.

Я достал из ящика и поставил на стол бутылку «Олд Форестера», в которой оставалось почти треть. Да, «Олд Форестер». Кто подарил тебе эту бутылку с зеленой этикеткой, дружище? Уж конечно, не твой собрат по ремеслу. Наверное, какой-нибудь клиент. Когда-то у меня были клиенты.

И я снова вспомнил Орфамей. Возможно, мои мысли телепатически передались ей, потому что тут же зазвонил телефон и в трубке раздался ее голосок, звучавший, как при нашем первом разговоре.

— Я говорю из телефонной будки, — сообщила она. — Если вы один, я поднимусь.

— Валяйте.

— Вы, вероятно, сердитесь на меня?

— Ни на кого я не сержусь. Просто устал.

— Нет, сердитесь, — возразила она. — Но я все равно зайду к вам.

Она повесила трубку. Я откупорил бутылку, понюхал виски и передернулся. Все ясно. Если запах виски так действует на меня, значит, я измотался до предела.

Я убрал бутылку и встал, чтобы встретить Орфамей. Вскоре я услышал ее шаги в коридоре. Я узнал бы эти мелкие шажки из тысячи. Я открыл дверь, и она робко подошла ко мне.

Все исчезло: раскосые очки, новая прическа, шляпка, запах духов и прочие кокетливые уловки. Не было ни помады, ни украшений — ничего. Она выглядела так же, как в первое утро, — тот же строгий коричневый костюм, очки без оправы, квадратная сумка и та же улыбочка.