Эд Макбейн - Золушка

Андерс был женатый человек, врач-ортодонт по специальности.

Хихикая, Винсент говорил ему, что у него неправильный прикус.

И в эту же минуту Сьюзен Хоуп поднялась на веранду ресторана в Стоун-Крэб-Шорс и сразу увидела Мэтью, который сидел за столиком и глядел на море.

Она улыбнулась и быстро подошла к нему.

Чудовищный акцент человека на другом конце провода свидетельствовал скорее всего о том, что начинал он свой путь на банановой плантации на Кубе с двадцатью пятью центами в кармане.

— Сонди Хеннингс? — переспросил он.

— Да, — ответила она. — Мартин Клемент попросил меня позвонить вам.

— Ax, si, [37] Да (исп.). — сказал он.

— Это Эрнесто?

— Si.

Без фамилии. Мартин не сообщил никаких фамилий, а она не спрашивала. Ее не интересовало, сколько ее имен и фамилий он знает, черт с ними, Сэнди — это липа и Дженнингс тоже.

— Я слышала, что вы хотели бы приобрести хороший фарфор.

Мартин велел ей именно так сказать по телефону. Хороший фарфор. Чепуха какая-то, подумала она. Так же считал Эрнесто. Доминго растянулся на кровати и рассматривал июльский номер «Пентхауза».

— Совершенно верно, — ответил Эрнесто.

— У меня четыре тарелки, которые могут вас заинтересовать.

— Какие они?

— Мне говорили, что они изготовлены в тысяча восемьсот девяностом году.

— Девяностом?

— Да, в девяностом.

Никого этим не одурачишь, думала она. Мы говорим о девяностопроцентном кокаине, оба понимаем это, и точно так же поймет любой, кто подслушает.

— Какая цена этих тарелок? — спросил Эрнесто.

— Семьдесят пять долларов. За четыре тарелки я хочу получить триста долларов.

— Очень дорого.

— Сколько бы вы предложили?

— Пятьдесят.

— Тогда до свидания.

— Подождите минуту, — попросил он.

Разговор прервался, слышны были только помехи на линии.

Дождь возобновился.

Она почти видела, как медленно поворачиваются колесики у него в мозгах и цепляются одна за другую шестеренки, но не знала почему.

Может, он обдумывает более реальную цену? Пятьдесят — это просто смех. В ее профессии такие штучки происходили сплошь да рядом. Говоришь: сто за час, он начинает торговаться, предлагает шестьдесят или даже сорок. Ты желаешь ему всего хорошего и поворачиваешься спиной, но он тебя останавливает: «Минуточку».

Правда, там пауза куда короче. Она ждала.

— Где вы взяли эти тарелки? — раздался наконец вопрос.

Вопрос совершенно дурацкий. Пыхтел, пыхтел — и надумал.

— Это нелепый вопрос, — сказала она. — Где вы берете ваши деньги?

— Мои деньги — это деньги из Майами.

— Оттуда же и тарелки.

— Вы получили их в Майами?

— Послушайте, вас устраивает цена по семьдесят пять за тарелку?

— Нас они могли бы заинтересовать. Но мы хотим быть уверены, что их качество высокое. — Пауза. — У кого вы взяли их в Майами? У людей Ординеса?

Он высказал все это на чудовищном английском языке, но Дженни его поняла.

— Вы задаете слишком много вопросов, — сказала она. — Я вешаю трубку.

— Нет-нет, пожалуйста, por favor, нет, не делайте этого, señorita. — Снова пауза. — Если мы предложим шестьдесят?

— Мало.

— Можем мы обсудить вопрос при личной встрече?

— Нет.

— Хотелось бы увидеться с вами лицом к лицу.

— Увидимся при передаче товара. Прежде всего нам надо установить цену. Этого хочет и мистер Клемент. Он получает семь с половиной процентов.

— Нам?

— Что?

— Что значит «нам»?

— Моему партнеру и мне.

— А кто ваш партнер?

— А ваш? — Дженни повесила трубку.

И немедленно позвонила в «Весну». Когда Клемент подошел к телефону, сказала:

— Что это такое? Ловушка?

— В чем дело? Нет. Что случилось?

— Ваши люди задают слишком много вопросов. Я хочу договориться о цене и все. Никаких вопросов.

— Сколько вы хотели бы получить реально?

— Без трепотни?

— Ваша цена?

— Шестьдесят пять. И не торговаться.

— Я им скажу.

— Четыре. Вам остается семь с половиной.

— Понимаю.

— Я хочу покончить с этим не позже, чем через пять минут.

— Попытаюсь.

Через пять минут она позвонила снова.

— Они согласны на вашу цену, — сказал Клемент. — Ждут вашего звонка.

Дождь начался так внезапно, что все, кто сидел на веранде, были захвачены врасплох. Только что ярко светило солнце — и вдруг дождь, хлещет так, что брызги летят во все стороны. Посетители спешили прихватить с собой стаканы с напитками и свои сумки, испытывая то моментальное чувство товарищества, которое возникает во время внезапных катастрофических происшествий или неожиданных радостных событий. Крики удивления, смех, звук отодвигаемых стульев, беготня — и скоро на веранде остались только пустые столики, на которых хлопали от ветра мокрые концы белых скатертей, и стулья, стоически мокнущие под дождем.