Картер Браун - Блондинка-рабыня

— Я всегда могу купить новые синие джинсы. — Она перекатилась на спину и провела руками по бедрам. Лицо ее опять приняло встревоженное выражение. — А что же ты сделал с моими трусиками, Рик?

— Разве на тебе были трусики?

— О господи! — Джеки быстро уселась на постели, схватила останки своих джинсов, несколько секунд копошилась в них, а потом со стоном швырнула их на пол.

— Нашла? — спросил я с надеждой.

— Нашла! — Она откинулась спиной на подушки и уставилась в потолок с каким-то отрешенным выражением лица.

Я прилег на кровать рядом с ней и нежно прикрыл ладонью ближайший снежно-белый пик.

— Хорошо!

— Просто великолепно, — ядовито отозвалась Джеки. — У меня только одна-единственная проблема: каким же образом я смогу их надеть, если ты их так аккуратно распорол надвое?

— Мы это как-нибудь уладим потом. — Я, потянувшись, прикрыл свободной рукой второй пик-близнец.

— Как, черт побери, я доберусь до дома?! — спросила она с отчаянием. — Неужели ты считаешь, никто не заметит, что на мне всего-навсего широкая улыбка да пара сапожек из телячьей кожи?

— Я куплю крылатую колесницу, — пообещал я, зарываясь лицом в душистую долину между пиками. — Я тебе непременно ее куплю, и уж, конечно, она будет инкрустирована золотом!

— Я не слышу ни слова из того, что ты там бормочешь! — разозлилась Джеки.

Я неохотно поднял голову и уставился на нее.

— Ох и чертовка же ты, пастушка, вот что я тебе скажу!

Целую минуту после этого она давилась смехом, сначала он булькал у нее в горле, а потом и все ее тело ходуном заходило от смеха, словно началось сексуальное землетрясение.

— Рик! — жалобно взмолилась она. — Я должна перестать смеяться! Если со мной еще раз повторится такой же приступ, я наверняка поврежу себе какой-нибудь жизненно важный орган!

— Я могу это устранить, — уверенно сказал я.

— Только не вздумай снова хвататься за свой ужасный нож!

— На этот раз — никакой хирургии, — заверил я ее. — На этот раз необходимо терапевтическое вмешательство.

Она просто закатилась, залилась трелью серебристых звоночков, которые вдруг оборвались на самой высокой ноте… Больше она уже не смеялась.

— Рик, — сказала Джеки потом глуховатым и чуть охрипшим голосом, — у тебя, оказывается, есть чудесное лекарство против таких приступов! Отчего ты его не запатентуешь?

— У него все-таки определенные границы действия, — признался я. — Представь, что будет, если его применить, скажем, посредине универсального магазина?

— Ты хочешь сказать, в таком, как магазин Кланси? — Ее конвульсивные всхлипывания от смеха бросали мою голову из стороны в сторону, словно челнок в открытом штормовом море. — Ты помнишь универмаг Кланси? Он как раз в трех кварталах к югу от того бара, который они построили всего за одну ночь, — того самого, где подают «лошадь на три пальца»!

Каскад оглушительного смеха обрушился на мою бедную голову. Я приподнялся на локте и сердито поглядел ей в лицо.

— Немедленно прекрати это! Иначе мне придется повторить всю процедуру лечения с самого начала.

— Я понимаю, — радостно взвизгнула Джеки, — именно этого-то я и добиваюсь!

Я распрощался с Джеки Эриксон только в десять часов утра, когда прибыло заказанное такси. Единственный предмет моего гардероба, в который ей удалось втиснуть свои бедра, — полосатые шорты — не слишком удачно сочетались с тем, что осталось от ее ковбойского наряда, включая стетсоновскую шляпу. Но, как я раз пятьдесят подряд объяснял ей с неизменным терпением, шорты между сыромятным поясом и сапожками из телячьей кожи — это все-таки значительно лучше, чем если бы эта часть ее тела была бы вовсе ничем не прикрыта. После того, как такси, увозившее Джеки, исчезло за поворотом, я вернулся в дом, набрал номер «Санатория с видом на холмы» и попросил к телефону сестру Демпси.

— Это говорит Рик Холман, — назвался я, когда в трубке раздался, наконец, ее хрипловатый голос.

— Слушаю вас, мистер Холман!

— Я подумал, что, пожалуй, есть смысл принять ваше предложение, чтобы окончательно скрепить наш уговор. Сегодня ведь пятница, и, насколько я понимаю, вы свободны весь уик-энд. Так почему бы вам не упаковать свой чемоданчик и не приехать ко мне домой часиков в пять вечера?

— Я была бы просто в восторге, — ответила она без малейшего колебания. — Но, если позволите, мне хотелось бы все-таки знать, почему вы решили изменить свое мнение по этому поводу?