Вячеслав Сухнев - В Москве полночь

В ванной тихо шумела вода. Моется, подумал Толмачев. Чистюля… А где же сестра? Не слышно. Спит, наверное. Держа пистолет наготове, обошел квартиру. В большой комнате горела настольная лампа, освещая сваленную в кучу одежду. В кухне на плите исходил паром закипевший чайник. Толмачев бездумно выключил конфорку.

В маленькой чистой комнате никого не было. Все-таки послушал Самарин добрый совет, отослал куда-то сестру. Приоткрыл шкафчик для одежды — так и есть, пусто. Значит, Самарин пришел домой, включил чайник и отправился мыться. Пока раздевался — слушал приемник. А раз человек один в доме, то и запираться в ванной не станет. Голый всегда беспомощнее…

Усмехнувшись, Толмачев подкрался к ванной, рванул на себя дверь:

— Привет, Пашунчик!

Самарин лежал, уронив на грудь, заросшую редкими светлыми волосами, белое ситечко душа. Вода из ситечка вытекала обычная, бесцветная, а в сливную дыру скатывалась чуть розоватой. Под левым соском Самарина темнела небольшая ранка. Сразу и не заметишь…

Не успел, подумал Толмачев и сцепил зубы. Он осторожно взял Самарина за руку. Она еще гнулась и была теплой, но пульс не прощупывался. Какой пульс, выругал себя Толмачев, если в сердце… Только теперь ему по-настоящему стало страшно. Даже кожа на затылке словно озябла. На деревянных ногах вернулся в прихожую.

Понимал, что надо немедленно уходить, и не мог сделать ни шагу. А если они еще в квартире? Где? Минуту или две стоял, застыв, и до звона в ушах вслушивался в тишину. Тоненько журчала вода за спиной, бормотал радиоприемник. И все. Потом его словно толкнули. Схватил половую тряпку у порога, намочил, стараясь не глядеть на Самарина, и пошел по квартире, замывая собственные следы, вытирая дверные ручки. И про флажок конфорки не забыл. Через куртку потянул за собой ручку входной двери и, совершенно измочаленный, побрел вниз по лестнице. Из подъезда вышел мокрым, как будто под душем сам полежал, а не Самарин. Вспомнил про намерение выбить из Пашунчика информацию и визгливо засмеялся — сдали нервы…

Только успел убраться со двора и свернул за угол, как увидел летящую на всех парах милицейскую машину с мигалкой. За ней поспешала «скорая помощь». Не сбавляя скорости, машины въехали во двор. Значит, кто-то успел вызвать. И если бы Толмачев задержался в квартире еще на две-три минуты… А скорей всего, если бы милиция была порасторопнее! Так. Никакой мистики, никаких совпадений. Они знали, что к Самарину собрались гости. Увлекшись слежкой за Пашунчиком, Толмачев потерял осторожность. Оказывается, и на охотника может охотиться крупный зверь! По времени выходило, что та самая пьяная компания из такси… Вот именно!

Юрик сидел в жигуле неподалеку от метростанции, а в стекло машины долбились два мордатых пьяненьких молодца:

— Не повезешь — резину проколем!

— Что такое? — спросил Толмачев.

— Да вот, — пискнул Юрик, — вези, говорят!

— Ты, мужик, гуляй, — посоветовали Толмачеву. — Мы первые взяли тачку…

И вдруг советчик осекся. И начал медленно отступать от машины. Отойдя на несколько шагов, он скакнул в сторону и резво побежал к домам, сжавшись и петляя.

Второй тоже как-то усох.

— Мужики! Вы чего, в натуре… Если некогда, то не возражаю. Не возражаю!

И тоже быстренько, боком, не теряя из виду Толмачева, убрался прочь.

Юрик завертел головой, включая зажигание.

— Перегрелся? — сумрачно спросил Толмачев, захлопывая за собой дверцу. — Голова отвалится…

— Уж больно ты грозен, блин! — Юрик выжал сцепление. — Сейчас пушку достал, или так с ней и канал?

Толмачев обнаружил, что сжимает в руке пистолет. Почувствовал, как затекли пальцы. А машинка-то… Чужая, подумал он отстраненно. Как ни крути — улика.

— Ну, договорился с клиентом? — спросил бармен.

— Да, — неохотно сказал Толмачев. — Быстро договорились. Можно, я у тебя переночую?

— Не жалко, — сказал Юрик. — Поехали. И учти — нажремся от души. Жена у тещи, соседи старенькие, давно спят, не помешают. Ух, нажремся! Я весь переволновался.

— Поддерживаю и одобряю, — сказал Толмачев. — Я тоже переволновался.

Когда подъехали к черному пространству поймы Чертановки, Толмачев попросил остановиться. Спустился по редкому кустарнику к топкому берегу речки, разобрал пистолет, тщательно вытер каждую часть носовым платком и забросил в спокойную мерцающую воду.

Юрик до самого дома на Малой Грузинской молол вздор, Толмачев односложно поддерживал разговор, не вникая в его содержание. А сам изредка непроизвольно тряс головой: отгонял видение голого Самарина в розовых струйках воды.